Россия - преступный мир - [16]

— Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел и отсюда уйду, причем вместе с тобой.

Червонец находился под усиленным наблюдением — его дерзость и отвага были хорошо известны, — и все же чуть не выполнил свое обещание. И помогла ему в этом следователь прокуратуры Наталья Воронцова.

По материалам этого нашумевшего дела С. Константинова написала документальную повесть. И вот подумалось, не лучше ли предоставить слово самим героям этой истории…

Из протоколов допросов Н. Воронцовой: «Когда я поняла во время работы в Ташкенте с другими следователями, что ташкентские эпизоды по убийствам не имеют доказательств и подтверждают слова Мадуева, что он не участвовал в этих убийствах, особенно в последнем, когда убили его соучастника Чернышева, то все усилия направила, чтобы установить истину. И действительно, удаетесь доказать, что Мадуев не совершал этого преступления. На окончательной стадии формирования обвинительного заключения этот эпизод исключили.

Еще осталось ростовское дело, которое я тоже считаю недоказанным. Все потому, что там проходит оружие (оно, кстати, не найдено), которое использовал Мадуев в других преступлениях. Только на этом основании его обвиняют в убийстве в Каменске, а там три трупа. Я считаю, что этот эпизод вообще не доказан.

Кроме того, мне непонятно, как в первоначальной формуле обвинения одни преступления квалифицировались как кражи, а в окончательной формулировке эти же преступления считались бандитским нападением — явное завышение квалификации. Преступник должен отвечать за содеянное. Я одиннадцать лет следователь, но с таким ходом следствия столкнулась впервые…

Когда мы оставались наедине, то разговоры все чаше стали уходить в сторону от дела: о семейной жизни, о детях, о родственниках. Он очень мечтал иметь нормальную семью, детей. Как-то был случай, когда я его спросила: «Если бы нашлась женщина, которая ждала бы тебя 15 лет, что ты на это ответил бы?» Он сказал, что таких женщин нет. Я сказала: «А что, если бы я ждала?» Тогда он, наверное, даже не поверил, что это возможно. Лишь потом он убедился и сказал мне, что да, действительно, я бы его ждала эти 15 лет».

С. Мадуев: «Я много обманывал ее. Для меня она в то время была только следователем при Генпрокуратуре, и я не видел в ней женщину. Я видел только потенциального противника, который тянет меня к высшей мере наказания. И потому я делал все, чтобы ее использовать».

Н. Воронцова: «К весне мы уже говорили о том, как было бы хорошо нам вдвоем жить. Да не вдвоем. А втроем. Я понимаю, что мы строили какие-то радужные планы, но в эти минуты он както преображался, становился таким домашним. Он видел во мне женщину. Для меня это было очень важно, потому что в жизни я была более суровая, чем обычные женщины, может, потому, что так складывалась моя судьба. А он рассмотрел во мне женщину. Мне будет очень больно, если я ошибаюсь…»

С. Мадуев: «Я никогда никого не любил. Но из всех людей я бы выбирал некрасивых. Когда я полюблю — это одно, а когда полюбит женщина — это другое. Мне в женщине не нужна красота, мне с лица воду не пить. Мне важно, какой человек. Я бы знал, что за спиной этой женщины я как за каменной стеной. Она меня никогда не предаст. Чтобы не я за нее, а она за меня держалась. И никогда эта женщина не узнала бы, что мне не нравится. Я никогда бы не дал повода думать так. Я смогу быть двуличным».

Н. Воронцова: «Он попросил помочь ему бежать. Для меня эта просьба была несколько неожиданной. Я сама знала, что расстрел неминуем, и не хотела, чтобы его расстреляли. Мне казалось, что я нашла человека, который бы меня любил и ценил бы меня, который бы хотел иметь нормальную семью…»

С. Мадуев: «Она выбрала то, что хотела выбрать. Получилось бы хорошо — она пожинала бы плоды, нет — надо уметь и горести делить, а не только радости».

Н. Воронцова: «В конце апреля я сказала ему, что ничего не могу сделать и оружия у меня нет. С ним произошло что-то страшное, настоящая истерика, я никогда такого не видела. Его бил озноб, его колотило, у него поднялась температура. Что мы только не делали: принесли ему лекарства, воду, он не успокаивался. Невозможно представить, как его колотило целых два дня. Со мной не хотел разговаривать, а когда уводили, сказал, что покончит с собой».

С. Мадуев: «Я подбивал ее, но не заставлял. Взрослого человека нельзя заставить, принудить. Принудить можно снятой оружия. Будь я на ее месте, я бы этого не сделал».

Н. Воронцова: «Когда я уже была на грани срыва, я поехала в прокуратуру города и там в сейфе увидела коробку с оружием. Я поняла, что меня может спасти, а его — тем более. Когда я к нему приехала и показала это оружие, мне показалось, что он сходит от удивления с ума. А он, наоборот, меня спрашивает: «Ты сошла с ума? Нельзя брать это оружие, брось, оно же мое, все поймут!» Тогда я ответила: «Ты же обещаешь никого не убивать и обещаешь это оружие вернуть. Если ты сбежишь, не применяя его, я положу его обратно в сейф и никто не узнает».

С. Мадуев: «Я ее не заставлял это делать. Я давал ей шанс подумать, когда возвращал пистолет…»

Н. Воронцова: «Утром я снова приехала с этим же оружием. Отдала револьвер, и он мне еще раз поклялся, что уйдет тихо. Он всегда говорил, что уходил без крови. И его увели. Я помню его глаза, когда он повернулся и сказал, что все будет хорошо. Мы договорились, что пистолет он мне привезет в гостиницу в Москву».