Россия, подъем! Бунт Расстриги - [24]

Потом, надо сказать, был период, когда я его высаживал из должности точно так же, как мы его сажали на должности. И надо сказать такую поразительную вещь. Когда у меня уже отболело и забылось, у него продолжало болеть. Он много лет подряд говорил мне, что, изменив его судьбу, я изменил историю России. Он говорил много раз, много лет: «Серега, ты понимаешь, что изменил судьбу России?!» Я говорю: «Чего, в 1999-м?» Он говорит: «Нет, в 1999-м ты второй раз изменил судьбу России. А в 1997-м, когда ты меня высадил, я же шел на президента. Все было решено, папа (Ельцин) был «за», все были «за». Все мизансцены были подстроены, когда он ходит под ручку с Таней Дьяченко, вертолет садится в снег. И Боря ведет Таню под руку в избу какую-то, где их поят чаем. Все было подстроено. Наследный принц, принцесса и т. д. Он говорит: «Ты понимаешь, что в 1997 году изменил судьбу России тоже?!» Я говорю: «Я не считал так никогда». Мы их высаживаем из правительства с Чубайсом вместе. И после этого у меня был период, когда я мог с ним подружиться.

Вы не представляете себе, каким человеком был Немцов, в том смысле, что он вообще не злился никогда. Он просто ловил меня за рукав и говорил: «Старик, ну ты понимаешь, что я должен был стать президентом России? Ты понимаешь, какая была бы Россия?!» Я ему говорил: «Боря, ну что у тебя за странные химеры какие-то?!» Потом я мог с ним подружиться, мы перезванивались довольно часто в 2003-м, в самом начале 2004 года. Я его позвал к себе на дачу.

Я хотел дружескую беседу. Он говорит: «О, оторвал нормальную дачу». Заходит, там незнакомые ему люди, мои друзья сидели, их двое. Он вошел, не разулся, несмотря на то что все были разуты. Он в обуви, скрестил ноги, задрал одну ногу таким образом, что она была над журнальным столиком и, как мне казалось, над пищей. Я испытывал неловкость. Он прервал все наши разговоры громко, дерзко, смешливо. Боря всегда много смеялся, очень яркий человек. А мы все замолчали и молчали до тех пор, пока он не ушел. И я так скомканно его проводил, потому что дружить не получилось, потому что мне лично в нем не хватило внутренней деликатности, внутреннего товарищества.

Недавно – последний раз, когда он позвонил, перед своим днем рождения, как раз числа 5–6 октября 2014 года. Он сам мне позвонил: «Серега, я придумал решение на твою задачу!» У нас была задача: астрофизик и профессор МГУ, наш слушатель Владимир Михайлович, он придумал нам задачу, как с циркулем найти середину линии при ряде ограничений окружностями. И он мне говорит: «Способов два. Пойдешь от главных точек А и Б, нарисуешь любые произвольные окружности с радиусом меньше половины прямой, а потом пойдешь уменьшающимися окружностями и практически дойдешь до середины. Это практически дает решение». А потом он дал еще одно решение. Он сидел, целые сутки думал над задачей. Он говорит: «Бумага есть? Ручка есть? Записывай, я два решения тебе придумал». Я говорю: «Боря, ты?» – «Да, я. Записывай». Он был слушатель «Подъема». Я раньше иронизировал, что Немцов просыпается в 12 и потом отправляется в гимнастический зал, чтобы держать себя в форме. А он просыпался не в 12, он просыпался, чтобы слушать «Подъем», и потом решал наши задачи.

Еще интересная вещь. Он часто говорил о маме, которая его пережила. И надо сказать, я соболезную всем его родственникам, но в особенности думаю о том, какая беда обрушилась на его маму. И она, конечно, его страшно любила. Он ее всегда в разговоре со мной называл «моя еврейская мама». И в 1997 году, когда мы его высаживали из правительства, он мне звонил по телефону: «Серег, ты чего творишь?!» Я говорю: «Боря, чего я творю-то?!» «Серег, моя еврейская мама постоянно про тебя спрашивает, что ты какой-то урод». Я говорю: «Борь, ну я ничего такого не делаю, я вас за дела ругаю вроде». Он говорит: «Ну что мне сказать моей еврейской маме?» – «Скажи, что я ради нее буду с тобой чуть полегче». И сейчас я думаю о ней. Эта пожилая женщина пронзительно все эти годы любила. Он хороший ее сын. Он из Сочи, где ярко, где много солнца, где много смеха и радости.

Это, безусловно, был человек, которого я категорически не смог принять ни политически, ни, честно говоря, эмоционально, потому что его было всегда много. Но которого я точно считаю человеком моего карраса, человеком моего жизненного пути и вспоминаю с огромной симпатией.

Я не хороню. Я буду на похоронах в том смысле, что на кухне налью рюмочку и помяну. Я не хороню. Я даже надеюсь отсутствовать на своих собственных похоронах.

Февраль, 2015 год.

Общество ненависти

Мы, конечно, общество ненависти. Как гибель Немцова, так и комментарии моих добрейших сограждан доказывают – мы общество ненависти и презрения к человеческой жизни. На радио «Говорит Москва» я спросил: вы допускаете убийство человека за информацию или занятую позицию?

35 % допускают. Допускают убийство за слово, за позицию. Общество ненависти же, а как еще это назвать?

Оппозиция обвиняет в нагнетании ненависти власть. Не знаю. Дайте подумать. А если ультранационалисты убили Немцова? Люди типа БОРНа? Власть все равно виновата? Но ультранационалист – часть оппозиции, я правильно понимаю?