Россия крепостная. История народного рабства - [13]

Понятно, что чем населеннее были дворянские вотчины, тем сильнее ограничивалась возможность индивидуального подхода к женитьбе крестьян. Князь А. Голицын, ознакомившись со списками, представленными ему старостами, убедился, что в его имениях слишком возросло число незамужних девиц и неженатых парней. Видя в сложившемся положении прямой убыток для себя, князь велел немедленно расписать потенциальных женихов и невест по возрасту и венчать «по жребию».

Справедливости ради надо сказать, что со стороны князя это была только мера устрашения. Как тогда говорили — «под рукой» велели бурмистрам не спешить с исполнением сурового приказа. И действительно, господский намек крестьянами был понят верно. За одну неделю сыграли 400 свадеб, не дожидаясь «жребия».

Но душевладельцы редко соединяли в себе способность беречь собственные хозяйственные интересы без лишнего насилия над плотью и чувствами своих рабов. Один крестьянин, родившийся крепостным, так вспоминал об обстоятельствах женитьбы своих родителей и многих односельчан: «Назначили для этого время в году и по особому списку вызывали в контору женихов и невест. Там по личному указанию немца-управляющего составлялись пары, и под надзором конторских служителей прямо отправлялись в церковь, где и венчались по нескольку вдруг. Склонности и желания не спрашивалось. По долгом времени такой горести возникли письменные жалобы крестьян к самому помещику, который на беду не обратил на них внимания, а вверился управляющему и, не разобрав, дозволил ему «проучить» всех просителей домашним образом. И пошла потеха: каждодневная жестокая порка…»

Важной особенностью развития крепостного права, как оно сложилось во второй половине XVIII века является, с одной стороны, появление все новых законов, официально расширяющих права дворян в распоряжении крепостными людьми, а с другой — повсеместное нарушение прежних законов, хотя бы в малом ограничивающих помещичий произвол.

Так, например, при Петре I, в 1724 году выпущен был указ, запрещавший венчать по одному только изволению господ или родителей, «но непременно, чтобы при том и брачующиеся оба лица свободно явно и добровольно объявили свое желание». Очевидно, что это петровское распоряжение, никогда формально не отмененное, было неудобно помещикам, стесняя их полномочия, и попросту игнорировалось, а вскоре совсем было забыто. Большинство же крестьян о нем, вероятно, и вовсе никогда не слышало.

Забвение постигло и другой наказ Петра, дававший право солдатам брать в жены крепостных крестьянок, не спрашивая на то разрешения помещика. К середине века не только согласие душевладельца на брак своей «рабы» стало обязательным, но нередко иному солдату приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы вырвать свою собственную жену из рук помещика, владеющего ею незаконно. В источниках сохранилось любопытное дело такого рода, от 1746 года. Оно имеет красноречивое название: «О присвоении профессором Тредьяковским жены гренадерской». В Военную коллегию была доставлена жалоба: «По донесению гренадера Невского гарнизонного полка Мадыма Беткова (из башкирцев) жена его Ентлавлета Однокулова, оставшись по сдаче его в рекруты на родине в Казанской губернии, попалась ему навстречу в Санкт-Петербурге и объявила, что она по взятии его, Беткова, в службу, чрез несколько времени не знает какими офицерами вывезена в Санкт-Петербург и, назад года три, отдана ими в подарок профессору Санкт-Петербургской Академии Наук Василию Кириллову сыну Тредьяковскому, где и живет в услужении. Поэтому гренадер Бетков и просит об отдаче ему означенной жены его».

Военная коллегия потребовала от канцелярии Академии наук сведений: действительно ли женка Ентлавлета находится у профессора Тредьяковского в услужении и по каким актам он ею владеет? На это Академия своей промеморией, подписанной президентом Кириллом Разумовским и членами Академии, препроводила в Коллегию собственноручный отзыв по этому делу Тредьяковского.

Поэт писал: «Башкирец Мадым Бетков доносит ложно… для того что я имею у себя с 1742 года жонку башкирскаго народа, которая мне дана в услуги жене моей тестем моим протоколистом Филипом Ивановым сыном Сибилевым… а ныне во Святом крещении с 1740 году именуется она Наталья Андреева дочь… Он же гранодер башкирец прелагает[6] слехка, говоря только просто, что она взята из Казанския губернии офицерами; но сие походит на то, что буттобы она была прямо украдена. Однако сие делалось не так… ибо помянутая жонка подлинно взята военными людьми, но в то время, когда в тех местах, и близ города Самары, бунтовали воры-башкирцы, и пойманная вместе с бунтовщиками, из которых многии там тогда и казнены, привезена потом, с оставшимися после вершенных[7] мужей бабами своего народа, в город Самару, где отдана помянутому мною тестю, так как и прочим многим бабы, девки и ребята бунтовщичьи розданы по указу, в наказание бунтовщикам…

А хотя бы помянутая жонка и подлинно была в Башкирии сего ныне гранадера жена, по магометанскому беззаконию; однако нет нигде у нас как правил, чтоб христианку признавать басурманскою женою, и отдавать за нечестивого безверника.