Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы - [160]

Но ведь и в допетровские времена невозможно представить продаваемого или меняемого на борзую русского крестьянина! (Кстати, законы, капля в каплю напоминавшие отмену русского «Юрьева дня», появились в Англии гораздо раньше, в 1349 г.)

Более того, во времена первой «ревизии», всеобщей переписи населения, крепостными стали все, кто оказался «в хозяйстве» помещика, – даже свободные люди. Тот, кто угодил в списки, из крепостного состояния вырваться уже не мог. Любые жалобы на неправильное внесение в список были строжайше запрещены.

Именно Петр первым положил начало внутригосударственной паспортной системе, сначала охватывавшей исключительно крестьян, которые могли выйти за пределы поместья только с бумагой от барина, а потом, как это частенько бывает в России, монстр помаленьку рос и охватил всех поголовно…[77]

Многие «нововведения» Петра к тому же были чисто механическим перенесением на российскую почву европейских реалий. Так обстояло с поморскими судами – как-то, побывав на русском Севере, Петр усмотрел «старомодные» корабли и строжайшим указом повелел строить новые исключительно на «голландский» манер. Однако в том-то и загвоздка, что поморские корабли испокон веков предназначались для плавания во льдах, а потому имели особое, только им присущее строение корпуса – как шведские и норвежские (и прославившийся впоследствии «Фрам» Нансена). А голландские корабли служили исключительно для плавания по теплым морям, где нет льда. Но, как легко понять, перечить Петру никто не осмелился – и гораздо более подходящие для плавания в Ледовитом океане корабли стали ломать. Хотя в Швеции и Норвегии суда такого типа, конечно же, сохранились на все последующие времена…

Француз Кампредон писал: «Вообще Россия гораздо менее разоряется от уплачиваемых народом податей, чем от лихоимства тех лиц, на которых возложена обязанность собирать эти подати. Царь от этого ничего не теряет, потому что он время от времени конфискует имение уличенных в лихоимстве, но народу это не приносит никакого облегчения».

Иностранцу вторит обер-прокурор Ягужинский: «Большая часть доходов собирается неправильно и не в надлежащее время, плательщики по большей части не знают, что и сколько должны платить, и не получают надлежащих квитанций. Бедные подданные предоставлены произволу сборщиков и вынуждены часто платить один и тот же налог несколько раз или в большем количестве, чем положено; отсюда происходит великое разорение для плательщиков, а казна ничего не выигрывает, так как эти лишки делаются добычей частных лиц. В казну не попадает и третьей части сбора, хотя подданные уплачивают его полностью и даже с излишком».

Позднее, в 1726 г., Меншиков писал в докладной Верховному Тайному Совету: «Мужикам бедным бывает страшен один въезд и проезд офицеров и солдат, комиссаров и прочих командиров; крестьянских пожитков в платеж податей недостает, и крестьяне не только скот и пожитки продают, но и детей закладывают, а иные и врозь бегут; командиры, часто переменяемые, такого разорения не чувствуют, никто из них ни о чем больше не думает, как только о том, чтобы взять у крестьянина последнее в подать и этим выслужиться».

Годом ранее о том же писал и Сенат: «Платежом подушных денег земские комиссары и офицеры так притесняют, что крестьяне не только пожитки и скот распродавать принуждены, но многие и в земле посеянный хлеб за бесценок отдают и оттого необходимо принуждены бегать за чужие границы».

Естественно, начались восстания и побеги. Впервые за все времена русской истории народ побежал массами. Бегали и до того, но не в таких масштабах. Опять-таки впервые целые деревни и станицы бежали в «басурманскую» Турцию – лишь бы подальше от Петра.

В начале XX столетия П.Н. Милюков, изучив петровские архивы, пришел к страшным выводам: уже к 1710 г. податное население (т.е. за вычетом дворянства, высшего духовенства и купечества – А.Б.) уменьшилось на одну пятую. Конечно, в это число входят и беглые, но все равно, не менее пятнадцати процентов податного населения России погибло…

Иногда казна бывала форменным образом пуста. Когда однажды Петру понадобилось отослать своему союзнику, польскому королю Августу, субсидию, пришлось забрать наличность из нескольких контор, занять денег у Троицкого монастыря, у купца Филатьева, даже одолжить у Меншикова 420 золотых…

О народных симпатиях и антипатиях лучше всего сможет поведать один интересный факт: в российской истории встречались самозванцы, выдававшие себя за «Алексея Петровича», «Петра II», «Иоанна Антоновича», «Петра III», «Павла I», «Цесаревича Константина» – но ни единого, объявившего бы себя Петром I, не замечено.

Комментариев не будет.

Внешняя политика

В этой области – ни малейших успехов. Внешняя политика при Петре I была делом сиюминутным, чисто тактическим. Характерная ее черта – резкий поворот от наметившегося при Федоре и Софье сближения с католическим миром в сторону протестантских стран. Еще один парадокс Петра состоит в том, что он, с одной стороны, потакал православному духовенству в расправах над «иноверцами»[78], с другой – всю свою жизнь искал союзов и дружбы исключительно с протестантами, которых православные считают страшными еретиками…