Россия и Южная Африка: наведение мостов - [54]

По словам премьер-министра П. В. Боты, рассказывавшего об аресте Козлова в парламенте, тот был опытным агентом, хорошо знакомым с Югом Африки: в 1976 г. он побывал в Юго-Западной Африке и Родезии, а визит в ЮАР в 1980-м был для него четвертым. Испытания атомной бомбы Бота не упоминал – то ли южноафриканская разведка до этого задания Козлова не докопалась, то ли на этот раз она не хотела разглашать такую информацию. Заданием Козлова, по словам Боты, была проверка эффективности и степени популярности национально-освободительных организаций.

Некоторые советские специалисты считают, говорил Бота якобы со слов Козлова, что претензии АНК на представительность и эффективность не оправданы и что внутри АНК существуют разные группировки, «далеко не все из них – лояльные коммунисты, которые поддерживают СССР». Проявлением «нелояльности» названо было то, что они получали деньги от Запада. Козлов говорил якобы, что АНК не смог убедить его, что эта организация имела какое бы то ни было отношение к восстанию 1976 г. Он рапортовал в Москву, например о том, что организации Черного самосознания не представляют опасности для советских целей на Юге Африки, так как продолжают дестабилизировать обстановку, а также о том, что лидеры АНК растрачивают советские деньги на престижные путешествия за границу. В Москве он изучал документы о ситуации на Юге Африки, написанные представителями АНК и СВАПО, а из ЮАР докладывал своему руководству, что некоторые положения этих документов неверны, в частности, что Южная Африка – отнюдь не вулкан, готовый взорваться в любую минуту. Сообщал он и о том, что СВАПО не пользовалась поддержкой населения в тех районах, которые он посетил. Получить победу на выборах, сообщал якобы он, эта организация сможет, только если будет использовать тактику запугивания [364] .

Вряд ли можно считать надежным источником сведения, полученные под пыткой, да еще и пересказанные руководителем страны-противника. Вряд ли советский разведчик мог назвать «нелояльностью» тот факт, что АНК получал средства из западных источников: в СССР это могли только приветствовать. Другое дело, если какие-то группировки в АНК получали такие средства без согласия или одобрения его руководства: этого советские партнеры АНК действительно не одобрили бы. Вряд ли упомянул бы советский агент и о «тактике запугивания» в связи с организациями союзников. Бота в таких тонкостях не разбирался. Но кое-что в его словах перекликается с тем, что мы знаем из советских источников.

В 1982 г. Козлова обменяли на восьмерых агентов западных стран, находившихся в заключении в СССР и странах Восточной Европы, и южноафриканского сапера, попавшего в плен к СВАПО в 1978 г., ЮАР попыталась присоединить к ним и советского диссидента Натана Щаранского, но эта попытка не удалась [365] .

Сколько еще было советских агентов в ЮАР, сказать трудно, но очевидно, что куда больше, чем тех, кого удалось разоблачить. Информированный собеседник сказал нам, что «посыльные» (резиденты) бывали в ЮАР регулярно и что лишь несколько их них были раскрыты. По его словам, одним из главных интересов СССР в этой стране было изучение возможности сотрудничества в продаже металлов, прежде всего, установления монополии на рынке платины.

А южноафриканцы?

А что же южноафриканская разведка? Создается впечатление, что, несмотря на одержимость советским «тотальным» наступлением, южноафриканцы работали на советском направлении не слишком активно. Ни громких скандалов, ни провалов. Во время допросов Логинова у южноафриканских служб безопасности даже не было переводчика со знанием русского языка [366] . Вероятно, в том, что касалось Советского Союза, южноафриканские силы безопасности полагались в основном на информацию своих западных союзников.

И не напрасно. В. Г. Шубин считает, например, что несколько крупных провалов операций АНК в конце 1960-х – начале 1970-х годов, в том числе операции «J», произошло по вине сотрудника ГРУ Николая Чернова, перевербованного ЦРУ. Он отвечал за паспорта и визы гостей КПСС и таким образом имел доступ к фотографиям, подлинным именам и псевдонимам участников операции [367] .

Но у южноафриканцев были и свои агенты, в том числе и те, кто бывал в СССР. Видимо, самый известный среди них – Джерард Луди. В своих воспоминаниях, опубликованных годы спустя после его разоблачения, Луди писал, что предложил свои услуги южноафриканским спецслужбам из идеологических соображений в 1960 г., когда учился в Витватерсрандском университете. Ему предложили вступить в подпольную ЮАКП, что он и сделал в мае 1963 г. Луди стал журналистом, сотрудничал в либеральной «Rand Daily Mail» и в издававшейся коммунистами газете «New Age» [368] .

Этой версии верят далеко не все. Гордон Винтер, другой агент южноафриканских спецслужб, рекрутированный в то же время, что и Луди, писал, что Луди был на самом деле левым журналистом и вступил в компартию по убеждению. Но через месяц после этого его арестовали за связь с темнокожей женщиной, то ли индийского, то ли малайского происхождения, и он согласился сотрудничать со спецслужбами, чтобы избежать огласки и тюрьмы [369] . О том же писал и Стивен Клингман в биографии Брама Фишера. Видные коммунисты Хилда и Расти Бернстейн, хорошо знавшие Луди, говорили Клингману, что не могут поверить, что Луди с самого начала был шпионом – настолько он казался искренним. Да и история с женщиной – не выдумка. Письма Луди к ней были вещественным доказательством на суде [370] . Однако Тони, дочь Бернстейнов, влюбленная тогда в Луди и ездившая вместе с ним в Москву, говорила нам прямо противоположное, а именно, что в Москве Луди вел себя крайне подозрительно: старался не выходить на улицу, нигде не показывался один, был в состоянии такой нервозности, что казался больным, и все время стремился уехать домой раньше запланированного срока [371] . Свидетельствовать это могло только о том, что, если ко времени поездки в Москву Луди уже и работал на южноафриканские спецслужбы, профессиональным разведчиком он вовсе не был.