Россия и становление сербской государственности, 1812–1856 - [16]
Исправляя просчеты прежних прошений, в третьем пункте Строганов поставил вопрос о едином налоге в старых границах Сербии: «Сербы просят, чтобы сии разные подати, собираемые ныне по существующим законам и обычаям, соединены были в одну сумму ежегодной дани, коей количество назначено будет с обоюдного согласия Порты и сербов и вносимых в два срока». Что касается отторгнутых территорий, то в проекте Строганова говорится, что сумма налога должна быть распределена «на всю землю сербскую», и перечисляются пограничные пункты Сербии по ее старым рубежам. Таким образом, «вся земля сербская» означает Сербию времен Карагеоргия и Бухарестского мира.
Органы внутреннего управления рассматриваются в четвертом пункте прошения: «Сие внутреннее управление, предоставляемое сербам, находиться будет в руках князя, народного собрания, Сената и старейшин». Члены Сената и старейшины «должны оставаться при местах своих пожизненно». Эта мера могла бы, по мнению Строганова, в какой-то степени оградить самовластие князя. Ежегодные собрания старейшин призваны распределять сумму налога, «а равно и всех доходов и расходов общественных». В этом пункте Строганов очертил административную иерархию будущего княжества, избегая ненужной мелочной регламентации обязанностей должностных лиц и служб государственного аппарата, которые должны были функционировать согласно «законам, обрядам и обычаям».
Пунктом восьмым запрещалось мусульманам селиться в Сербии «иначе, разве с точного согласия князя». Сохранялось важное для сербов требование иметь «агента при Блистательной Порте». В проекте было сохранено положение о сословном делении сербского народа на «духовенство, дворянство, художников, купечество и земледельцев». По мнению Гавриловича, оно обнаруживало желание сербов подражать «общественному укладу в России и румынских княжествах» и отнюдь не отражало уровня социально-экономического развития общества.
В заключении документа содержалось положение, сформулированное в инструкциях посланнику от 17 февраля 1820 г.: даруя сербскому народу «права и преимущества», Порта утвердит «приверженность к себе сербов, а вместе и безопасность пределов своей империи». Смысл его состоял в том, чтобы еще раз напомнить османскому правительству о выгодах добровольного решения Портой сербского вопроса. Следуя инструкциям из Петербурга, Строганов не включил в прошение ссылок на положение Дунайских княжеств: «Порта испугается, увидев, что сербы требуют прав, которыми пользуются Валахия и Молдавия и которые обеспечивают этим народам независимость и явное покровительство России»[89].
Признавая особую важность проекта 1820 г., легшего в основу всех последующих документов о политическом статусе Сербии, нельзя не сказать о том, что некоторые югославские историки склонны умалить роль российской стороны в этом процессе. Ряд авторов видят в Строганове лишь участника переговоров, не упоминая о том, что он явился разработчиком проекта, другие говорят о недостатках предложенного плана как о вине русской стороны[90]. Не признавая решающей роли российского посланника в разработке проекта, невозможно не исказить всю дальнейшую историю развития сербских конституционных документов. В их подготовке также самое непосредственное участие принимали российские представители в Константинополе, но отправной точкой этих разработок остался план Строганова. Он был составлен на основе предыдущих сербских прошений и с учетом тех инструкций, которые получал посланник из Петербурга. Известно, что опасения российских властей были вызваны прежде всего авторитарными устремлениями сербского лидера. Российский МИД был сторонником установления в Сербии власти, ограниченной Сенатом. В Петербурге полагали, что при такой организации верховной власти у Сербии было меньше шансов попасть под влияние какой-либо третьей державы, способной воспользоваться в своих интересах личными качествами честолюбивого сербского правителя. В данном случае пожелания, исходившие из российской столицы, полностью отвечали интересам наиболее демократического устройства складывавшегося сербского государства.
В конце 1820 г. из Сербии в Константинополь прибыли депутаты для предоставления Порте последнего варианта народного прошения. В окончательный текст вошли не все требования, подготовленные Строгановым, а только те из них, которые, как казалось Милошу, не должны были вызвать раздражения турецких властей. Таким образом, из документа выпали требования возврата территорий и пожизненного срока службы старейшин в Сенате. В то же время там содержалась ссылка на Бухарестский договор, чего, по мнению Строганова, нельзя было допускать, поскольку вмешательство России в урегулирование турецко-сербских противоречий болезненно воспринималось османским правительством. Тем не менее переговоры имели шансы на успех, и российский посланник не отказывался руководить действиями депутатов, несмотря на то что прошение было искажено без его ведома.
