Россия и Германия: Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера - [7]

Вскрыв переданный ему Молотовым пакет, перед тем как приняться за немецкий текст, Гитлер внимательно всмотрелся в рукописный оригинал. Автограф Сталина он держал в руках впервые. Почерк был крупным, явно разборчивым, уверенным и размашистым одновременно. Фюрер невольно задержался на тексте, пытаясь уловить общий тон по зрительному впечатлению. Письмо рождало доверие, и Гитлер перевел взгляд на машинописный перевод:

«Во время нашего первого знакомства, — писал Сталин, — мы говорили о том, как полезно было бы более близкое Ваше знакомство с нашей страной. Однако тогда активная фаза военных действий в Европе ограничивала Ваши возможности в этом направлении, господин рейхсканцлер. Текущий период характерен определенным затишьем. В то же время советско-германские отношения за прошедший год приобретали все больший размах, и мы могли бы их существенно разнообразить.

Вячеслав Молотов, как и я, считаем, что это подходящее время для того, чтобы Вы могли приехать в Москву для новых личных наших переговоров. Летнее время дает также отличную возможность познакомиться с Подмосковьем и его архитектурными ансамблями — что, как мне кажется, было бы для Вас особенно интересным.

Вячеслав Молотов имеет полномочия обговорить все конкретные детали в случае получения Вашего согласия»…

Гитлер посмотрел на дату под подписью — «28 мая 1941 года»… И задумался… Похоже, русские приглашали его к новому туру, и то, что это письмо — второе личное послание Сталина — пришло почти сразу после авантюры с полетом Кранца, говорило, что тут может быть что-то серьезное… Да и непривычно обнаруженный Молотовым блеск глаз тоже чего-то да стоил. Сам тонкий психолог и актер, Гитлер умел замечать и оценивать нюансы. И тут он видел, что Молотов не играл, а просто сознательно позволил себе немного расслабиться и приоткрыть забрало непроницаемой сдержанности, которое было ему так к лицу.

Молотов точно уловил тот момент, когда можно было прервать новую долгую паузу, и сказал явно заученные слова на плохом, но разборчивом немецком:

— Герр канцлер, я хотел бы сказать вам несколько слов с глазу на глаз.

И тут же показал на стоящий у стены небольшой диван. Заинтригованный Гитлер поднялся с места и пригласительно махнул Молотову рукой… Они подошли к дивану, и там Молотов, сидя на краешке и глядя Гитлеру прямо в глаза, негромко произнес на все том же заученном, плохом немецком:

— Мы надеемся быть понятыми правильно… И искренне приглашаем к себе также фройляйн Еву Браун, которая могла бы приехать чуть раньше и отдохнуть несколько дней в Крыму на уединенной правительственной даче. Мы были бы рады в конце визита принять там и вас…

Гитлер был ошеломлен, и противоречивые чувства буквально взорвали его, но он сдержался. Однако буря бушевала: эти русские бесцеремонно вторгаются в его личную жизнь?!! Что они себе позволяют? Или это намек на то, как хорошо работает русская разведка?

Ведь о Еве и в Германии знают немногие. Но как же можно так неосторожно ставить на карту вообще все отношения с Германией? Или они не понимают, что рейх сегодня — это он, Гитлер?!… Когда-то Людовик XIV в окружении придворных версальских шаркунов хвастался: «Государство — это я!». Похвальба коронованного бездельника!

Но ОН, фюрер, действительно обручился с Германией, и поэтому он — хозяин ее по праву сердечного выбора! Мальчики гитлерюгенда смотрят на него горящими глазами, седые генералы (пусть и далеко, далеко не все!) честно признают его превосходство, а этот чугунный «нарком!»…

Но одновременно проступало и раздражало любопытство: «Почему и зачем вдруг возникла вроде бы мелкая, незначительная деталь с Евой?». И это был не экспромт, а заранее продуманная — и явно самим Сталиным — акция. В чем же ее смысл?

Молотов смотрел вполне дружелюбно и с пониманием, и вдруг Гитлеру пришла в голову простая в своей невероятности мысль. Молотов и Сталин хотят дать понять Гитлеру, что он интересен им не только как лидер новой Германии, но и как человек. Что они готовы идти в своем партнерстве далеко. Он вспомнил восторженную реакцию Риббентропа, вернувшегося из Москвы в конце августа 1939 года после заключения пакта. Риббентроп тогда забыл предостережение Талейрана о том, что надо бояться первого впечатления потому, что оно искреннее. Риббентроп искренне восхищался простотой и сердечностью атмосферы в сталинском окружении. И Гитлер, так же глядя Молотову прямо в глаза, сказал:

— Danke… Я приеду в Россию. И фройляйн Браун — тоже.

Несмотря на то, что это было сказано по-немецки, Молотов понял и коротко по-немецки же ответил:

— Gut…

ГИТЛЕР вспомнил сейчас все это и удовлетворенно подумал, что не ошибся. Нынешние встречи со Сталиным действительно могут стать поворотными. Что-то наметилось уже в первый раз — когда он решился поехать по приглашению Сталина в Москву почти сразу после Дюнкерка, в ноябре 40-го. Изменения после этого произошли немалые, но свернуть вбок или даже повернуть вспять можно было в любой момент. Повернуть, а потом вновь развернуться лицом к России и… ударить! В оберкомандовермахте как начали работать над «Барбароссой» той же поздней осенью сорокового, так и работают по сей день. Собственно, уже достигнута готовность «+10 суток». Теперь же он оказывался на распутье — как тот русский витязь, изображение которого ему показывали в русской картинной галерее. Но над этим надо подумать внимательно дома.