Россия и Германия: Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера - [18]

И как раз в силу ее антисоветизма то, что она написала о своей единственной встрече со Сталиным, ценно психологической подлинностью. А написала она вот что: «По внешности Сталин мне напомнил унтера из бывших гвардейцев или жандармского офицера. Густые, как носили только такого типа военные, усы, правильные черты лица, узкий лоб, упрямый, энергичный подбородок, могучее сложение и совершенно не большевистская любезность. Когда я уходила, он опять встал и проводил меня до двери».

В этом наброске виден человек целеустремленный, собранный, но отнюдь не демонический. Да и не способствовала развитию бурных и темных страстей жизнь революционера-профессионала.

Личность же Гитлера — также, безусловно, незаурядная — формировалась в условиях жизни даже не богемы, а полулюмпенов. В результате он оказался волевым человеком, человеком стойкой внутренней идеи, но без прочного нравственного стержня.

Сталин был могучим утесом, о который разбивались любые бури.

Гитлер — бурной рекой, которая может созидать, может крушить, но течение которой определяет не столько она сама, сколько обстоятельства.

В любом случае, как ни крути, одного не отнять у обоих! Самоучка-Гитлер в двадцатом веке, в устойчиво иерархической буржуазной стране с развитыми социальными структурами, поднялся от ефрейтора до фюрера. И вполне — при рациональном развитии событий — мог бы стать не преступником, а немцем № 1.

Самоучка же Сталин принял Россию лапотной, а оставил атомной. И уже этим зарезервировал себе достойное место среди таких наиболее выдающихся людей России как Ленин и Петр.

УДИВИТЕЛЬНО, но даже объемные исследования, посвященные Сталину и Гитлеру, этим крупнейшим фигурам мирового исторического процесса, пронизаны непониманием. Ну, извращение смысла личности Сталина вошло в моду еще с нелегкой руки Льва Троцкого. Вначале оно имело хождение на Западе, сейчас — и у нас.

А ведь и Гитлеру тут повезло не намного больше. Скажем, немец Иоахим Фест написал тысячестраничную биографию Гитлера, и в ней есть много интересного. Однако самое верное и глубокое там — это пара фраз из вступительного «Предваряющего размышления». Вот они: «Если бы в конце 1938 года Гитлер оказался жертвой покушения, то лишь немногие усомнились бы в том, что его следует назвать одним из величайших государственных деятелей среди немцев, может быть, даже завершителем их истории. Его агрессивные речи и его планы мирового господства канули бы, вероятно, в забытье как творение фантазии его ранних лет и лишь от случая к случаю вспоминались бы, к негодованию нации, ее критиками».

Увы, уже следующая фраза Феста подводит. Почему? Наверное, потому, что он, как и многие другие, не избежал слепоты вялотекущего антикоммунизма. Потому он и попадает пальцем в небо, заявляя: «Шесть с половиной лет отделяли Гитлера от этой славы».

Что ж, подсчитаем… Шесть с половиной лет, начиная с конца 1938 года — это как раз весна 1945-го, в которую дым погребального костра реальных Гитлера и Евы Браун смешивался с дымом горящего рейхстага и гарью от выстрелов тяжелых советских танков «Иосиф Сталин-2», громящих этот рейхстаг… Как видим, в арифметике Фест слабоват: шесть с половиной лет отделяли Гитлера не от славы, а от смерти и бесславия.

Но мог ли быть для него иной путь — к славе и заслуженному национальному обожествлению? Да!

Вот только Фест не смог даже мысленно представить себе этот вполне возможный путь. Его воображения хватило лишь на то, чтобы заявить: «Разумеется, способствовать ему (то есть Гитлеру. — С.К.) в этом (то есть в обретении безупречного величия. — С.К.) мог бы только насильственный конец»…

Итак, по Фесту выходит, что Гитлеру не повезло вовремя стать жертвой успешного покушения. То есть, надо было ему, например, чуть задержаться в ноябре 1939 года в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер» на очередной годовщине пивного путча. Еще бы полчаса, и от Гитлера могла остаться лишь окровавленная коричневая рубашка, а покушение столяра Эльснера из почти удавшегося оказалось бы удачным вполне.

И фюрер — в соответствии с концепцией Феста — так и остался бы в глазах нации героем повыше Бисмарка.

Ну нет, уважаемый читатель! Не так все это просто! Да, Эльснер мог быть и удачливее, мог подготовить свой взрыв на год раньше. Но при гибели Гитлера весь тогдашний рейх просто впал бы в шок, на смену которому пришли бы хаос и гражданская смута.

Не могло быть иного результата и у тех коллективных «генеральских» заговоров, которые готовились в 1938 году. Нет, при «насильственном конце» все положительные усилия Гитлера (а они были, о чем позднее будет сказано) пошли бы прахом. А сам он бессмертных лавров себе не обрел бы.

Единственно верный путь, делавший Гитлера подлинно величайшим в истории немцем, Фест не мог представить себе по той причине, что отсутствие подлинного историзма — оборотная сторона антикоммунизма.

Но что же это за путь? Я отвечу сразу: путь честного сотрудничества с Советским Союзом в интересах двух народов — немецкого и советского.

От возможной славы завершителя истории немцев Гитлера в конце тридцать восьмого года отделяли не шесть лет, а два года!