Россия. ХХ век начинается… - [19]

Петр I с его неукротимой энергией хотел ускорить процесс модернизации России. Сенаторы и президенты петровских коллегий в соответствии со своим небогатым культурным и образовательным уровнем конкретизировали указы государя для нижестоящих чиновников. А те в свою очередь исполняли распоряжения в той форме, как их понимали.

Однако, когда отгремели победные марши в честь победы над Швецией и Персией, оказалось, что его верные соратники не столько радели за судьбы Отечества, сколько погрязли в казнокрадстве и взятках. Его реформы навсегда разделили огромную евразийскую страну на два государства в единых границах: крохотную «европеизированную» столичную дворянско-бюрократическую Россию и огромную православную патриархальную Русь.

Такая ситуация сохранилась и поныне, когда товарно-денежные отношения существуют для небольшого числа избранных государем лиц, в то время как остальное население о достижениях российского капитализма узнает из средств массовой информации и бесконечных телевизионных сериалов на злободневную тему «богатые тоже плачут», поскольку лишены денег, а значит, и товаров. «Подобного рода государство неизбежно не будет единым, а в нем как бы будет два государства: одно – государство бедняков, другое – богачей, хотя они и будут населять одну и ту же местность, однако станут вечно злоумышлять друг против друга», – писал Платон[120].

Чтобы исподволь уничтожить боярскую и церковную оппозицию, Петр I, его преемники и Екатерина II искусственно насаждали в великорусской культуре принципы протестантской морали. Они насильственно внедрялись в среде дворянства как императивы стиля мышления. И в итоге появилась российская национально-освободительная самобытная философия, которая являлась эклектикой анабаптистской идеологии декабристов, лютеранского либерального западничества, кальвинистского мировоззрения революционного народничества и массового протестного народного движения. Его возглавила РСДРП(б), далеко не самая радикальная и многочисленная социалистическая партия России.

Как бы ни хотелось нынешним реформаторам оценивать задним числом Великую русскую революцию XX века как событие исключительно национального масштаба, им никогда не удастся объявить ее «политическим переворотом» или «русским бунтом», которые можно вычеркнуть из мировой истории. Как глубинное народное движение, она имела стихийной целью уничтожить паразитирующую за их счет военно-бюрократическую власть в огромной многонациональной империи. Октябрьскую революцию вдохновлял подсознательный порыв национального самоопределения, освобождающего людей, создающих конкретные материальные и культурные ценности, во имя свободы всего трудящегося человечества. Апогей революционного подвижничества, воплотившийся в советской системе, позволил выполнить преобразовательную миссию не только в отношении культуры, но и радикального изменения условий труда и жизнедеятельности всего российского общества на скромных принципах христианского социализма с его категориями равенства. Маркс был прав, когда говорил, что «сорок миллионов великороссов слишком великий народ и у них было слишком своеобразное развитие, чтобы им можно было навязать извне какое-либо движение»[121].

Воинствующий атеизм российских революционеров, отрицавший исключительно православные традиции, тогда как лютеранские кирхи и католические костелы оставались нетронутыми, и схоластический материализм большевиков-ленинцев стали лишь необходимой внешней формой социальной идентификации «тонкого слоя революционной интеллигенции». Руководители РКП(б) тем самым демонстрировали радикальным массам всех оттенков протестного мировоззрения разрыв с несправедливыми военно-бюрократическими и церковными учреждениями самодержавия. Слова Гегеля об истории Германии в полной мере применимы к революции в России: «Реформация, кровопролитное утверждение своего права на реформацию – это одно из немногих событий, в котором приняла участие [вся] нация»[122].

Тяжелейшим генетическим недугом всех самодержавных вершителей «модернизации Отечества» была и остается неистребимая предрасположенность к непотизму и фаворитизму, которая отражается в средневековом принципе подбора «приказных дьяков» – министров и столоначальников различного калибра. Они выбираются и назначаются на свои высокие должности по сомнительному принципу юношеской дружбы с ее порывами бескорыстной взаимопомощи в годы тяжелых жизненных испытаний, вызванных издержками возраста. Позже обоим реформаторам Нового и Новейшего времени Петру Великому и Сталину пришлось брать на веру рекомендации поручителей при назначении бюрократов из незнакомых социальных слоев. Критерием становилась личная преданность и дисциплинированность таких порожденных самими властителями приказчиков и наместников, а главное – идейное презрение к прежней сусальной Руси! Они не только превращали разумные постановления в абсурдные кампании, но, со временем неизбежно становились удельными воеводами-кормленщиками, а то и просто древневосточными сатрапами.

Более того и как всегда, «профессиональная некомпетентность и неумелость резко отличали советских руководителей от управленческого аппарата, которые по идее должны быть присущи тоталитарным режимам, – справедливо подчеркивает А.К. Соколов. – Слабость центра в решении ключевых вопросов, неустойчивость “генеральной линии”, шараханья из стороны в сторону в политической практике и… непрерывные искажения в цепи команд, спускаемых сверху и доходивших до нижних звеньев в весьма усеченном и деформированном виде, усугубляли хаос и дезорганизацию». Общество само «вылепило из себя новые причудливые формы, сообразные с менталитетом и психологией большинства людей, подмяло под себя “единственно научную идеологию”, приспособив для этого ряд социалистических идей, нашедших в нем почву, создало на этой основе новые общественные и государственные институты»