Россия без Петра: 1725-1740 - [34]
В сознании послепетровских деятелей укрепляется мысль о необходимости пересмотра ставок таможенного тарифа, который, по словам Ягужинского, «не без страсти было сочинение, понеже портовые служители какие по тарифу людям обиды чинят, то всем известно»>21. Речь идет о том, что в России бытует с давних пор: мало того, что зачастую издается нелепый с точки зрения здравого смысла таможенный закон, запрещающий ввоз или налагающий гигантскую пошлину на товары, которых нет в стране, но и реализуется он с поразительной свирепостью, становится поводом для злоупотреблений на самых разных уровнях, начиная с рядового таможенника и кончая высоким начальством.
Торгово-промышленные проблемы были весьма сложны, и в начале 1727 года в Совете созрела мысль организовать «Комиссию о коммерции» под руководством А. И. Остермана. Одним из первых начинаний комиссии стал призыв к купечеству подавать свои проекты и челобитные о «поправлении коммерции». Уже с самого начала стало ясно, что дело это — не одного года, и верховники отдавали себе отчет в трудностях перемен как в таможенном, так и в податном деле.
Важные перемены во многих сферах хозяйства шли параллельно с изменениями системы государственного управления, созданной Петром в результате реформы 1718–1724 годов. Две главные претензии предъявляли великому реформатору его сподвижники. Во-первых, они считали, что реформа управления привела к снижению общей эффективности, оперативности работы правительственных органов. Создание многих коллегий не привело, по мнению верховников, к улучшению управления, а централизация управления лишь усилила волокиту и злоупотребления. Во-вторых, верховники осуждали резкое увеличение численности чиновников. «Гражданский штат ни от чего так не отягощен, как от множества служителей, из которых, по разсуждению, великая часть отставлена быть может», — писал 1 апреля 1726 года Карл Фридрих. Ему в своей коллективной записке вторили Меншиков, Макаров, Остерман: «Умножение правителей и канцелярий во всем государстве не токмо служит к великому отягощению стата, но и к великой тягости народа»>22.
То, что новые правители России — сами бюрократы до мозга костей — начали бороться с излишним, по их мнению, ростом бюрократии, вполне естественно. Этим людям казалось, что эффективность и надежность аппарата управления зависят от сокращения его численности и общего удешевления. В России — стране обитания чудовищного бюрократического монстра — все это делалось неоднократно и безуспешно. Но те сокращения, о которых идет речь, имели свою идеологию, которую можно назвать «реставрационной». Под сомнение ставились прежде всего основные камералистские, взятые с Запада, принципы государственного строительства, положенные в основу петровских реформ. И здесь были две главные причины: верховники эти принципы не понимали и в условиях России эти принципы не работали.
Первое, что было ожесточенно раскритиковано и подверглось частичной отмене, — это принцип коллегиальности как в центральных, так и в местных учреждениях. 15 июня 1726 года в Совете «разсуждение было о множественном числе в коллегиях членов, от чего в жалованье происходит напрасный убыток, а в делах успеху не бывает». Из высшего эшелона коллежского управления было предложено оставить в каждой коллегии лишь президента, вице-президента, двух советников и двух асессоров и «быть из них одной половине в Петербурге», а другую распустить по домам без жалованья на том основании, что «в таком множественном числе во управлении лучшаго успеху быть не может, ибо оные все в слушании дел за едино ухо почитаются».
Это не только образное, но и точное определение. Действительно, коллегиальная система управления, которая должна была, по мысли Петра, поставить заслон самовластию прежних руководителей приказов — судей, явно не срабатывала. Президентами коллегий были, как правило, «принципалы» — приближенные Петра, и спорить с ними на заседаниях коллегии простым членам присутствия было небезопасно, — слишком неравны были, при формальном равенстве голосов, силы. Поэтому, прочитав сотни протоколов и журналов коллегий, очень редко встретишь споры и дискуссии по обсуждаемым Вопросам, — все споры решались еще до заседания, в кабинете президента. Да иначе и быть не могло — некоторые элементы и формы демократии (даже в ее бюрократическом, для пользы дела, смысле) тотчас извращались и угасали под сильнейшим влиянием всей системы, построенной на совсем иных принципах.
И верховники в этом смысле были реалистами — они тяготели к дедовским порядкам: в провинции — полновластный воевода, а руководитель центрального учреждения — судья приказного типа. Тогда же в Совете было «рассуждено», что поскольку в провинциальных городах кроме воевод есть еще «по нескольку человек асессоров, секретарей и к тому особливыя правления имеют камериры и рентмейстеры и при них подьячие и солдаты, також вальдмейстеры», то от обилия этих служащих случаются «в делах непорядки и продолжения… народу от многих и разных управителей тягости и волокиты».
