Росас - [25]

— Ну, в чем же дело? — спросил министр, в глубине души ругавший своего посетителя.

— В чем дело?

—Да, посмотрим, если это дело заслуживает внимания, то…

— Да, хорошо, вы увидите, заслуживает ли оно внимания. Слушайте меня, сеньор дон Фелипе!

— Говорите, но будьте спокойнее.

— Слушайте! В квартале Ресиденсии у меня есть несколько старых приятельниц, которые заботятся о моем белье. Однажды вечером я пошел навестить их, это было около двух месяцев назад, отворив дверь, я вошел и повернулся, чтобы затворить ее. Под навесом было темно и…

Падре Гаэте, прервав свой рассказ, направился к двери кабинета, приоткрыл ее и, указав дону Кандидо на уголок возле двери, сказал ему:

— Идите, товарищ, и сядьте здесь!

Дон Кандидо дрожал с головы до ног и не мог говорить, будучи как бы парализован.

— Ну, я вам говорю, — продолжал Гаэте, — идите и сделайте мне приятное: сядьте здесь, вас не собака просит об этом!

— Идите, дон Кандидо! — прибавил министр.

Дон Кандидо поднялся и, тяжело ступая направился к указанному месту.

— Хорошо, — сказал последний. — Итак, я вошел под навес, где было темно, и — трах! — натолкнулся на какого-то человека.

С этими словами Гаэте подошел к дону Кандидо и стал прямо против него.

— Тотчас же я вытащил свой кинжал, этот федеральный кинжал, сеньор Арана, — прибавил он, вытаскивая из-за пояса длинный нож, — этот кинжал, который отечество дало мне и всем своим детям для защиты святого дела. «Кто тут?» — спросил я, приставив этот кинжал к груди этого человека.

И падре Гаэте приставил к груди дона Кандидо свой кинжал.

— Он отвечал мне, что друг, но я не верю друзьям, рыщущим под навесом. Я навалился на него и схватил за горло.

С этими словами падре Гаэте схватил дона Кандидо за галстук.

Бедный профессор чуть не вскрикнул, но имел еще силу удержаться: его спасение зависело от молчания. Падре продолжал:

— Но в тот момент, когда я уже готов был задушить его, я выронил свой кинжал и наклонился, чтобы поднять его, как вдруг на меня неожиданно наскочил другой человек и приставил пистолет к моему виску, и вот безоружный, под дулом пистолета я был осыпан оскорблениями со стороны этого человека, изруганы были также и федерация, и Ресто-радор; затем, наговорив мне всего, что только ему приходило в голову, этот человек и его товарищ схватили меня и, так как случайно вернулись женщины, заперли меня в гостиной и убежали.

— О, это невероятная дерзость! — вскричал дон Фелипе.

— Не говорил ли я вам этого?

— Кто же эти люди?

— В том-то и дело, что я не узнал их. Зная, что никого нет в доме, они проникли туда с помощью подобранного ключа, чтобы подстеречь меня. Я смог узнать только одного из них по голосу.

— Вы слышали весьма любопытную вещь, не правда ли дон Кандидо?

Секретарь молча кивнул.

— Необычайную!

— Но что с вами? Вы бледны как полотно.

Дон Кандидо поднял свою руку к голове и приложил ее ко лбу.

— А, у вас болит голова? Секретарь сделал утвердительный знак.

— Хорошо, составьте записку о жалобе сеньора кура Гаэте, и затем можете уйти домой!

Дон Кандидо сел за стол и принялся писать. Падре продолжал.

— Это событие чуть не стоило мне жизни, перед этим я обильно пообедал с четырьмя друзьями, поэтому ночью у меня был апоплексический удар.

— О, это ужасно!

— Но, как я уже говорил, я знаю одного из этих неизвестных и, если мне откажут в правосудии, то вот что мне его заменит! — прибавил он, указывая на свой длинный кинжал.

— Как его имя?

— Я его не знаю. Дайте мне бланк приказа об аресте, я сам потом проставлю его имя.

— Однако…

— Вот то, чего я хочу!

— Вы кончили, дон Кандидо? — спросил министр, не знавший, как ему выйти из этого лабиринта.

Дон Кандидо сделал утвердительный знак.

— Ну так прочтите это сеньору Гаэте. Бедняга медлил.

— Читайте, Бог ты мой! Читайте, что вы написали! Дон Кандидо, поручив себя Богу, взял бумагу и начал читать:

Жалоба достойного, почтенного и уважаемого выдающегося патриота федерации…

— Он! — вскричал священник, неестественно широко раскрывая свои глаза и простирая руки к дону Кандидо.

— Что такое? — спросил министр.

— Вот другой!

— Кто?

— Этот, он был под навесом!

— В уме ли вы? — вскричал дон Фелипе.

— Оба найдены! — вскричал падре, потирая руки.

— Но…

— Да, сеньор дон Фелипе, а этот и был другим неизвестным.

— Я? Мне желать убить достойного и уважаемого падре де Ла Пьедада? — вскричал дон Кандидо, внезапно обретя смелость, которая ему самому, без сомнения, показалась чрезвычайно странной, невероятной.

— Тота!10 Поговорите еще немножко…

— Вы ошибаетесь, уважаемый сеньор, жар, возбуждение…

— Как вас зовут?

— Кандидо Родригес, готов услужить вам и всей вашей почтенной семье…

— Семье?.. Ну, все равно. Это он.

— Сеньор падре Гаэте, сядьте, во всем этом есть что-то необычайное! — сказал министр.

— Это ясно, высокочтимый сеньор! — вскричал дон Кандидо, набравшись смелости. — Я думаю, что этому почтенному падре приснился сон, посланный ему нечистым.

— Я вам задам сон!

— Тише, сеньор Гаэте! Этот сеньор — старец, давший мне многочисленные доказательства своей честности и благоразумия!

— Да, он прелестен!

— Послушайте, слово «сон», произнесенное моим секретарем, навело меня на блестящую идею.