Росас - [12]

— Татита! — Росас дернул свою дочь за платье и продолжал:

— Если это вас утомляет, то оставьте.

— О нет, сеньор губернатор! — отвечал посол, работая все энергичнее и энергичнее и начиная обливаться потом.

— Ну, остановитесь, довольно, — сказал Росас, наклонившись над ступкой и взяв в руку немного перемолотого маиса, — очень хорошо, вот что значит понимать толк в деле.

При последних словах диктатора в коридор вошла донья Мария-Хосефа Эскурра.

— Ваше превосходительство находите, что так хорошо? — спросил посол, приводя в порядок свои манжеты и раскланиваясь с невесткой Росаса.

— Вполне, сеньор министр! Мануэла, проводи сеньора Спринга, если он желает, в гостиную. Итак, мой друг, я очень занят, как вы видите, но я всегда ваш друг!

— Я чрезвычайно польщен этим, высокочтимый сеньор, и не забуду того, что ваше превосходительство сделали бы на моем месте, если бы я был на месте вашего превосходительства, — отвечал консул, значительно подчеркивая свои слова и тем давая понять Росасу, что он помнит о его проекте относительно шлюпки.

— Делайте, что вы хотите, прощайте!

Росас пошел в свой кабинет в сопровождении невестки, а посол, предложив свою руку донье Мануэле, прошел с ней в большую гостиную.

— Хорошие известия! — проговорила донья Мария-Хосе-фа, обращаясь к диктатору.

— О ком?

— О том демоне, который ускользнул от нас четвертого мая!

— Он пойман? — вскричал Росас, и глаза его засверкали.

— Нет.

— Нет?

— Но его поймают, Китиньо — малый не промах.

— Где он?

— Сядем сначала! — отвечала старушонка, проходя из кабинета в спальню.

ГЛАВА IV. Где доказывается, что дон Кандидо Родригес походит на дона Хуана Мануэля де Росаса

В то же самое утро, когда полномочный министр ее британского величества ревностно толок маис, предназначенный для масаморры Росаса, наш старый друг дон Кандидо Родригес в сюртуке цвета коринфского винограда, в надвинутом до самых ушей белом колпаке с двумя большими апельсиновыми корками, приклеенными к вискам, в старых суконных туфлях прогуливался под навесом своего дома, находившегося вблизи площади Пласа-Нуэва, засунув руки в карманы.

Его нервная походка, покрасневшие веки, беспорядочные жесты свидетельствовали не только о продолжительной бессоннице, но и о том беспокойстве, которое его удручало.

Стук в дверь заставил дона Родригеса остановиться. Не говоря ни слова, он осторожно подошел к двери и приставил глаз к замочной скважине. Не разглядев ничего, кроме груди какого-то человека, он решился наконец заговорить.

— Кто тут? — спросил он дрожащим голосом.

— Это я, мой дорогой учитель!

— Мигель?

— Да, Мигель, отворите.

— Отворить?

— Да, да, ради всех святых! Это именно я говорю.

— Это действительно ты, Мигель?

— Думаю, что так, доставьте мне удовольствие, откройте дверь — и вы сами увидите это.

— Послушай, отойди на несколько дюймов от замочной скважины, чтобы я мог разглядеть тебя.

Мигель готов был разнести дверь ударом ноги, но сдержался и исполнил желание своего учителя.

— Да, это действительно ты! — произнес дон Кандидо, открывая дверь.

— Да, сеньор, это я и, как видите, довольно терпелив с вами.

— Подожди, остановись, Мигель, не ходи дальше! — вскричал дон Кандидо, хватая за руку своего воспитанника.

— Черт возьми, что все это значит, сеньор дон Кандидо? Почему мне не надо идти дальше?

— Потому что я желаю, чтобы ты вошел сюда, в комнату Николасы.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего, но войди в куарто6 Николасы!

— Но с вами ли я должен буду беседовать там?

— Да, со мной.

— Скверно.

— О вещах, очень серьезных.

— Еще хуже.

— Иди, Мигель.

— С одним условием.

— Говори, приказывай!

— Разговор не должен продолжаться более двух или трех минут.

— Иди, Мигель.

— Вы согласны?

— Согласен, иди.

— Тогда идем!

Дон Мигель вошел и сел в кресло, его старый учитель расположился около него.

— Пощупай мне пульс, Мигель.

— Я?

— Да, ты.

— Что я должен сделать?

— Ты поймешь, что у меня лихорадка, которая пожирает, сжигает, мучает меня с этой ночи! Что ты хочешь сделать со мной, Мигель? Что это за человек, которого ты привел ко мне?

— А, вас терзают сомнения? Разве вы его не знаете?

— Я его знал ребенком, как и тебя и других, когда он был маленьким, нежным, наивным и невинным, как все дети. Но теперь разве я знаю его взгляды, его настоящую жизнь, его знакомства? Разве я могу предполагать в нем невиновного человека, если ты приводишь его ко мне среди ночного мрака, если ты приказываешь мне прятать его от всех и если ничего не говоришь об этом деле? Разве я могу предполагать в нем друга правительства, если я не вижу девиза федерации и когда он носит белый с лиловыми крапинками галстук? Из всего этого не вправе ли я логично вывести заключение, что тут кроется политическая интрига, заговор, умысел, революция, в которой, быть может, я бессознательно и помимо своей воли принимаю участие, я — человек мирный, спокойный; я, который вследствие своего важного положения в качестве доверенного секретаря его превосходительства сеньора министра Араны, очень хорошего человека, каковы и его сеньора, и вся его почтенная семья, кончая слугами, должен в силу необходимости быть благоразумным и осмотрительным, лояльным при исполнении своих служебных обязанностей? Тебе кажется…