Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах - [5]
В сущности, смерть становилась продолжением жизни, последним осмысленным деянием воина, стремящегося ценой жизни явить истинный Путь. В конечном счете жизнь стала рассматриваться как весомая разменная монета в вопросах чести. «Каждое утро помышляй лишь о том, как достойно умереть, каждый вечер освежай дух-разум думами о смерти… Путь воина есть путь смерти», — писал Цунэтомо Ямамото.
Подобное отношение к уходу из мира нельзя назвать «презрением к смерти». Скорее, здесь можно видеть воплощение буддийской концепции единства и взаимоперехода жизни и смерти, особенно наглядно отраженной в учении Дзэн. Ведь, согласно буддистским воззрениям, душе все равно предстоит бесконечная цепь рождений и смертей, а оболочка тела временна и тленна. Меж тем как идеалы чести — в самурайском миропонимании — вечны и нетленны. Следовательно, честь и долг перевешивают естественный страх смерти. Практическим путем к преодолению страха смерти служила, разумеется дзэнская медитация.
Мыслитель и теоретик воинских искусств Дайдодзи Юдзан (XVII век) дает весьма точное определение роли смерти в жизни каждого самурая:
«Ключевой и жизненно важной остается для самурая понятие Смерти, которое надлежит осмысливать денно и нощно, от рассвета первого дня года до последних минут заката дня последнего. Когда понятие Смерти полностью тобою овладеет, ты будешь готов к выполнению своих обязанностей в наивысшей и наилучшей степени: ты верен господину, почтителен к родителям и естественным образом избегаешь всех несчастий и бед. Тем самым ты не только способствуешь продлению срока своей жизни, но и еще более укрепляешь собственные честь и достоинство. Подумай, сколь непрочна жизнь, в особенности жизнь самурая. А коли так, то каждый день жизни следует рассматривать как последний и посвящать его неукоснительному выполнению долга. Не давай мыслям о долгой жизни завладеть тобою, иначе погрязнешь в легкомысленных утехах и окончишь дни свои в позорном бесчестии».
О том же пишет и автор «Сокрытого в листве»:
«Бусидо означает определившуюся волю к смерти. Когда стоишь на распутье, без колебаний выбирай путь, ведущий к смерти… Когда определится твоя решимость принять смерть в любой момент, ты станешь законченным мастером Бусидо, жизнь твоя будет безупречна, и долг свой ты выполнишь до конца».
Культ долга чести, Служения, породил и культ смерти — как неизбежный атрибут верного служения. Идти во имя господина на смерть в бою было само собой разумеющимся долгом воина. Но в истории сохранились десятки и сотни примеров массовых самоубийств «из солидарности с господином» или в знак траура по господину (дзюнси). Уже в новейшей истории, в конце Второй мировой войны, тысячи японских офицеров и солдат совершили ритуальное сэппуку (харакири) не желая сдаваться в плен. И сотни — уже после капитуляции в знак «неприятия» этого факта.
Если самурай совершал серьезный проступок (а иногда и легкую промашку), наиболее естественным способом искупить оплошность для него было сэппуку.
Если в споре — особенно в споре с вышестоящими — он не мог доказать свою правоту, наиболее логичным исходом такого спора могло быть харакири. Если власти не реагировали на петицию, вполне разумным способом действий для ее автора или авторов было сэппуку — исключительно с целью привлечь внимание властей к данному вопросу. К этому способу склоняются в начале романа и ронины из Ако. К нему же прибегнул известный писатель Юкио Мисима, убежденный приверженец идей Бусидо, совершив в 1970 году ритуальное харакири с целью привлечь внимание общественности и правительства к плачевному состоянию морали в послевоенной Японии.
Подобное отношение к собственной жизни оказалось заразительным примером и для других сословий. Так, в XVII–XVIII веках среди мещан и куртизанок в «веселых кварталах» получила большое распространение мода на «двойные самоубийства» влюбленных (синдзю). Таким самоубийством, в частности, и заканчивается роман.
Цена жизни в средневековой Японии была сравнительно невелика и значительно уступала цене Долга.
Во всех жизненных ситуациях самурай должен был руководствоваться неписаными нормами Бусидо. В сущности, никакой альтернативы у него не было. Пренебречь долгом чести означало обречь себя на всеобщее презрение, на позор, — что считалось значительно хуже смерти. Оттого и в судебных разбирательствах эпохи Эдо всегда учитывалась не только буква закона, но и предписания Пути самурая, которые в некоторых случаях могли вступать с законом в противоречия. Такой-то случай и явила собой месть сорока семи верных вассалов, описанная в романе «Ронины из Ако».
Законы Токугавской Японии исключали любую возможность решения споров силой оружия, особенно если в конфликт были вовлечены клановые интересы, что могло повлечь возобновление изжитых к тому времени междоусобных распрей. Поединки тоже не поощрялись, но, по крайней мере, не квалифицировались как тяжкое преступление, если при этом соблюдались правила и не было нанесено ущерба окружающим. Злостным преступлением считался «преступный сговор» — создание тайных партий и объединений с целью осуществления каких-либо насильственных действий, которые могли подорвать основы государственности.
