Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - [94]
Амелия была только счастлива, что живет одна. Ей не надо было беспокоиться о ребенке: Лэйнг уже давно практически не общался с ней. Ей не нужно было ухаживать за стареющим мужем: заботу о нем взяло на себя государство. Ей не нужно было нянчить внуков: хотя она и не одобряла того, что Лэйнг расстался с Энн и «бросил» пятерых детей, помогать она им ничем не помогала. Она жила в свое удовольствие, как всегда и мечтала. Впоследствии Лэйнг вспоминал, что была в этой истории какая-то грустная ирония. Когда-то его отец говорил ему: «Надеюсь, что твоя мать умрет первой, не хочется даже задумываться о том, что она может прожить дольше»[362]. Эта фраза была произнесена без малейшего налета романтизма, он знал, что ей не было присуще раскаяние и она никогда даже не взгрустнет о нем.
Каждое воскресенье Амелия, Энн и дети навещали Дэвида. На Лэйнга встреча с отцом произвела жуткое впечатление. Дэвид даже не узнал его. Он просто не помнил, что у него есть сын, и считал его «парнем, который жил с моей женой». Впоследствии, очевидно, под впечатлением от этой встречи Лэйнгом был написан один из отрывков книги «Ты любишь меня?» под названием «Возвращение блудного сына». Если заменить имя Питер на Рональд, а доктора на музыканта, то получится практически реальное описание встречи Лэйнга с отцом.
Так закончились для Лэйнга шестидесятые. Это были годы его максимальной творческой активности, его самых сильных книг и самых успешных проектов. В это время он стремился вперед и знал, чего хотел: он исследовал горизонты сознания и боролся за свободу. В своей жизни он не будет уверенным более, чем в шестидесятых, он никогда не будет более признанным, более известным и более успешным. Именно эти годы свободы закрепили за Лэйнгом статус одного из самых значимых британских и европейских интеллектуалов.
Лэйнг и антипсихиатрия
В начале 1970-х гг. под редакцией Роберта Боерса выходит книга «Лэйнг и антипсихиатрия», которая окончательно закрепляет за Лэйнгом статус родоначальника этой традиции. Одновременно Лэйнг становится одной из самых популярных фигур и самым известным психиатром в Великобритании и Америке. Слова «антипсихиатрия» и «Р. Д. Лэйнг» становятся синонимами.
Впервые в обиход термин «антипсихиатрия» вводит Дэвид Купер в своей одноименной работе «Психиатрия и антипсихиатрия»[363], а также в предисловии к сборнику докладов конгресса «Диалектика освобождения», где он пишет:
Организационная группа включала четырех психиатров, которые интересовались радикальными новациями в собственной области – вплоть до обозначения своей дисциплины как антипсихиатрии. В эту четверку входили д-р Р. Д. Лэйнг и я, а также д-р Джозеф Берк и д-р Леон Редлер[364].
С тех пор само понятие «антипсихиатрия» в его узком смысле отождествляли с работами и проектами Лэйнга и его ближайших коллег – Купера и Эстерсона, а также с деятельностью Филадельфийской ассоциации. Часто родоначальниками антипсихиатрии называли Лэйнга и Купера, единственным совместным проектом которых была книга о Сартре. Лэйнг, правда, не переставал возмущаться этим:
Я вновь и вновь говорил Дэвиду: «Дэвид, это просто какая-то гребаная катастрофа, зачем же ты придумал этот термин»[365].
Все дело в том, что Лэйнг всегда держался в стороне от всяких организованных движений и социальных групп с выраженной идентичностью, никогда не хотел быть лидером и отцом-основателем, даже если речь шла об антипсихиатрии:
ДЕСМОНД КЕЛЛИ: Д-р Лэйнг, если посмотреть со стоны общественных наук, кем бы Вы назвали себя и как бы Вы обозначили свою философию?
Р. Д. ЛЭЙНГ: Я назвал бы себя психиатром, и мне бы очень хотелось избавиться от ярлыка «антипсихиатр», я антипсихиатр не более, чем Пастер антиврач, хотя он и выступал против некоторых современных ему методов медицины… Конечно же, и в теоретическом, и в практическом отношении я критикую большинство современных методов психиатрии. Но это еще не делает меня антипсихиатром, и именно от имени психиатрии я развиваю свою критику психиатров и даже некоторых психиатров, которые, как мне кажется, придерживаются антипсихиатрических позиций. Я расцениваю себя как психиатра, работающего в традиции западной медицины. Философский фундамент моей работы сформировался в традиции западной медицины, западной философии, западной мысли[366].
Однако, несмотря на постоянное подчеркивание своей непричастности к антипсихиатрии как организованному движению, определенные идеи, общие для всех его представителей, Лэйнг разделял, и никогда не скрывал этого:
Я никогда не идеализировал психическое расстройство и не романтизировал отчаянье, распад, муки и террор.
Я никогда не говорил, что родители, семьи или общество являются генетической или средовой причиной психического заболевания. Я никогда не отрицал существование причиняющих страдание моделей сознания или поведения. Я никогда не именовал себя антипсихиатром и, когда мой коллега Дэвид Купер ввел этот термин, напротив, выступал против него. Однако я согласен с утверждениями антипсихиатров о том, что функция психиатрии вообще-то состоит в том, чтобы исключать и репрессировать те элементы, которые желает исключить и репрессировать общество
Монография представляет собой первое русскоязычное исследование экзистенциально-феноменологической традиции в психиатрии. Анализируя, с опорой на оригинальные тексты и биографические материалы, основные идеи представителей феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа (К. Ясперса, Э. Минковски, В. Э. фон Гебзаттеля, Э. Штрауса, Л. Бинсвангера, М. Босса и др.) и выстраивая панораму их формирования и развития, автор включает рассматриваемую традицию в философский контекст XX века.
Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность.
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.