Ромка Рамазан. Городок на бугре - [12]
- Скорей ко мне! - крикнула Березка, склонив к земле тол
стую ветку.
Ромка, Фомка и Артос вцепились в ветку, и Березка тут же подняла ее высоко-высоко.
Ежи- стражники никак не могли дотянуться пиками до нарушителей спокойствия. А те, болтая лапами, орали на весь остров:
Делим на троих добычу, Лишь на праздник друга кличем, А в беде - таков обычай - Друг приходит сам всегда!…
Отовсюду к Березке катились желтые, серые, черные колобки. Пищали на разные голоса:
- Бунт…
- Мятеж…
- Восстание…
Прикатился разгневанный Соня Первый Котофеич. Запищал, заверещал, подпрыгивая:
- Эй, гадюки! Взять! Связать!
Три огромные гадюки подползли к Березке.
Мигом вскарабкались по белому стволу.
Кинулись разом на друзей. Опутали их, оплели своими гибкими, скользкими телами. И сбросили на землю.
Рычал, кусался Артос. Ворчал, царапался Фомка. Ромка отбивался зубами и когтями.
Все напрасно.
Псам не удалось даже вмятинки оставить на чешуйчатых панцирях гадюк.
- В Кактусовую тюрьму бунтовщиков! - пропищал Соня Пер
вый Котофеич.- Одумаются. Попросят прощения - может, и сми
луюсь. Может, и выпущу. А заупрямятся - пусть пропадают. Хи-
хи- хи!
КАКТУСОВАЯ ТЮРЬМА
Это был крохотный пятачок. Со всех сторон непроходимо густо обсажен он высоченными кактусами.
Шипы у кактусов длинные-предлинные, острые-преострые. Острей булавок. Острей иголок. Острей ножа.
Шипастые кактусы караулили каждое движение пленников.
Чуть кто шевельнется - в бок острый шип вопьется.
Если кто вильнет хвостом - сразу в нем колючек сто.
Лапой двинет невзначай - и занозу получай.
Вот какой была эта Кактусовая тюрьма, в которую бросили Ромку, Фомку и Артоса.
Кругом шипы.
Шипы.
Шипы.
И высоко- высоко недосягаемый кругляшок голубого неба.
Никакой еды.
Ни капельки воды.
Ромка хвост опустил. Голову повесил. Приумолк. Загрустил. Стал совсем невесел.
Артос дугой согнулся. Носом в землю ткнулся. Не говорит. Не лает. Тяжело вздыхает.
Фомка бубликом свернулся. От друзей он отвернулся. Уши вниз. Глаза закрыл. И сквозь зубы заскулил.
Так они сидели долго.
Очень долго. Слишком долго.
Первым опомнился Ромка.
Поднял хвост трубой. Выгнул шею дугой. Бороду распушил. Усами шевельнул.
- Что, друзья, приуныли? Наше правило забыли? Всюду и везде.
При любой беде. Нос и хвост не опускать. Выход из беды искать.
Распрямил спину Артос. Засверкали его глаза. Взбугрились мышцы на груди.
- Ромка прав. Гав! Гав!
Размотал Фомка хвост. Поболтал им в воздухе. Свернул боевой восьмеркой.
- Не страшна и мне беда. Я за Ромкой хоть куда!
- Теперь тихонько, дружно нашу любимую,- предложил Ромка и первым запел:
Мы - веселые собаки И совсем не забияки…
Песня взбодрила друзей. Стали думать они, как из тюрьмы вырваться.
- Надо попросить Березку, чтоб весточку о нас передала Кар» рыкарру и Красному Лису,- предложил Ромка.
- Попробуй докричись до нее,- проворчал Фомка.
- Докричусь. Я кое-что придумал.
Встал Артос. На Артоса Фомка запрыгнул. На Фомку Ромка вскочил. Высунул кончик носа из-за колючей кактусовой стены и увидел Березку.
- Как я рада вас видеть,- сказала Березка.- Если бы Клык-
Клыку Грумбумбесу не надо было набрать в Спиешьпей тысячу дар
моедов, вас бы сразу убили. Чем я могу вам помочь?
- Передай о нас весточку на берег.
- Нельзя. Живые голоса поднимаются отсюда только в небо.
- Да-да. Нам говорил об этом Красный Лис.
И снова друзья приуныли. Не пели. Не говорили.
- Постой-ка,- встрепенулся Артос.- Помните, как Клык-Клык Грумбумбес хотел подобраться к поросятам?
- Верно,- подхватил Ромка.- Мы тоже ночью сделаем подкоп…
Целую ночь, сменяя друг друга, рыли они подкол под колючую кактусовую стену
Рыли тихо. Молча. На этом сонном острове каждый шорох, каждый вздох гремел как выстрел. К тому же подле Кактусовой тюрьмы днем и ночью сидели ежи-стражники, принюхивались, прислушивались к тому, что делается за колючими стенами.
К рассвету подкоп был готов. Оставалось пробить тонкую земляную корочку и вылезти на волю далеко от тюрьмы.
Ромка осторожно высунул черный бархатный нос из-под земли и обмер. Кругом стояли ежи-стражники. Насмешливо скалились. Пиками в Ромку целились.
Пришлось спешно зарывать подкоп.
Прошло три дня.
От голода и жажды стала кружиться голова. Перед глазами мельтешили разноцветные блики.
- Эй! - кричали им ежи-стражники.- Покоритесь! Смиритесь! Попросите прощенья!
- Нет! - кричал Ромка в ответ.
- Нет,- хрипел Артос.
- Н-нет,- отвечал Фомка.
ПОБЕГ
Пленники обессилели. Исхудали. Шерсть на них свалялась и свисала грязными сосульками. Дрожащие, слабые ноги еле держали их. Псы неподвижно лежали - нос к носу.
Стоило им сказать только одно слово «винюсь» - и тут же бы их выпустили из Кактусовой тюрьмы. А там - спи, ешь, пей. Сколько угодно..
Всего одно словечко надо было вымолвить. Но они его не говорили.
Трижды сам Соня Первый Котофеич приходил. Обещал простить, забыть, только бы повинились друзья.
- Нет,- отвечали те.
А время шло. За часом час. Вот день еще один угас. Сгустилась мгла. Настала ночь. Друзьям и говорить невмочь. Лежат, прижавши к носу нос. Чуть слышно прошептал Артос:
- Погибнем мы здесь.
Горестно вздохнул Фомка. И снова прошептал Ромка:
- Всюду и везде. При любой беде. Нос и хвост не опускать. Выход из беды искать.
