Ромэна Мирмо - [37]

И вот пребывание Андрэ де Клерси в Аржимоне дало Берте случай невольно вернуться к своему настоящему способу любить. Так как ей не надо было больше рассчитывать часы их встреч, время их свиданий, все неизбежные приемы любовной связи, Берта почти забывала, что Андрэ ее любовник. Она видела в нем только человека, который был ей дорог и которого она хотела сделать счастливым, будучи к тому же и сама счастливой, потому что ежедневное присутствие Андрэ наполняло ее беспрерывной радостью. Сознания, что он тут, около нее, было ей довольно. Ей доставляло нескончаемое удовольствие заботиться о нем, думать о всяких мелочах, направленных к его удобству. Ей впервые представлялась возможность относиться к нему с предупредительной преданностью, с нежным вниманием. Знать, что он хорошо спал, что его комната ему нравится, — все это доставляло ей искреннее и глубокое удовлетворение. Она окружала его постоянными заботами, баловала его, словно ей хотелось заменить этим телесный дар самой себя, который сейчас был для нее невозможен.

Во всем этом Ромэна Мирмо убедилась очень скоро. Итак, значит, Берта де Вранкур предвосхищала советы благоразумия, которые Ромэна готовилась ей преподать. Берта здраво сообразовывалась с обстановкой. Приходилось считаться не только с месье де Вранкуром, но и с Пьером де Клерси. Вдобавок, в замке было довольно много прислуги. Берта нисколько не страдала от этих временных стеснений и даже находила, чем их возместить; но каким образом Андрэ де Клерси мирился с этим видоизменением чувства, которое, должно быть, знавал совсем другим?

Ведь в самом деле, к мадам де Вранкур его, должно быть, привлекла чувственная прелесть; так каким же образом довольствовался он тем, что чувственная сторона их связи отодвинулась на второй план? Рассуждая логически, разве он не должен был страдать от этого вынужденного разлучения со своей любовницей? А между тем Ромэна Мирмо убеждалась, что он, по-видимому, нисколько этим не тяготится. За то время, что он был в Аржимоне, его немного высокомерная серьезность словно смягчилась и рассеялась. Андрэ де Клерси казался умиротворенным и беспечным, даже счастливым. Радовался ли он нескрываемому счастью Берты или своему собственному? Ромэна Мирмо не могла бы на это ответить. Во всяком случае, он принимал с дружеской признательностью нежную предупредительность, которой его окружала Берта де Вранкур. Ромэну немного удивляло, что он способен ощущать это мелкое счастье и довольствоваться им. Ромэна никогда бы этого не подумала, но она, должно быть, плохо его знала. Андрэ де Клерси был не таким, каким она его себе представляла. Теперь она лучше понимала, почему Андрэ, если он когда-то питал к ней чувство, не открыл ей его. Под надменной и холодной внешностью, это был слабый, нерешительный человек. Он нуждался в бдительном уходе и поддержке.

Резкие решения ему, по-видимому, претили. Внешность обманчива! И Ромэне Мирмо становилось ясно, что, подобно тому, как она когда-то неправильно судила об истинном характере Андрэ де Клерси, так и теперь она напрасно опасалась возможных последствий его пребывания в Аржимоне. Берта, как и он сам, по-видимому, поняла, какого поведения требуют от них условия жизни, в которых они находятся. Ромэна попусту тревожилась за них. Аржимон не был тем приютом страсти, каким она его себе рисовала. Никакие душевные волнения не смущали мира этого красивого и спокойного дома. Никакой драмы не назревало за его белым фасадом, прорезанным широкими окнами со светлыми стеклами, под его кровлей, покрытой ровными и гладкими плитами тонкого шифера. Месье де Вранкур жил среди своих книг и каталогов. Берта мило и внимательно хлопотала вокруг Андрэ, а тот охотно принимал ее заботливую, материнскую преданность. Их любовь получила облик нежной дружбы.

И, конечно, так было лучше. Жизнь не создана для драм и трагедий, как и большинство душ. Иной раз драма, казалось бы, близится, ее элементы накапливаются, можно подумать, что она грозит, что она вот-вот разразится. И вдруг все рассеивается, разрешается, успокаивается, устраивается. Судьбы приспособляются, приноравливаются понемногу, худо или хорошо, и люди привыкают жить в косном и деловом согласии. Так было с Бертой и Андрэ. «Не то же ли самое было и со мной?» — спрашивала себя Ромэна Мирмо. Так же и Пьер де Клерси, несмотря на свои юношеские стремления к деятельной и энергичной жизни, испытает на себе всеобщий закон, который почти всегда мешает нам дойти до конца самих себя и останавливает нас на полпути, на благоразумном компромиссе между нашими мечтами и действительностью.

Потому-то нередко Ромэна Мирмо, поразмыслив о Берте и Андрэ, принималась думать о Пьере де Клерси. Пьер ее интересовал. Ни одна женщина, даже самая некокетливая и самая нетщеславная, не остается равнодушной к чувству восхищения, которое вызвано ею. Уже по одному этому Пьер де Клерси занял бы место в мыслях мадам Мирмо. Действительно, для Ромэны не могло быть сомнений, что Пьер восхищен ею беспредельно. С вечера первой их встречи, на Кателанском лугу, Ромэна смутно почувствовала, какое она произвела впечатление, и в ней сразу же зародилась своего рода симпатия к этому юному обожателю.