Ромен Кальбри - [8]
Между тем туман, окутавший весь берег, уже приближался к нам и подобно клубам дыма тянулся от земли до самого неба.
— Ай-яй-яй! Вот и туман! — сказал господин Биорель. — Если мы не хотим играть в жмурки, что было бы здесь довольно опасно, нам надо поскорей возвращаться домой. Бери сетку.
Но в эту минуту туман настиг и окутал нас, мы уже не могли больше различить ни берега, ни моря, находившегося в пятидесяти шагах позади; мы словно погрузились в серое марево.
— Море вон там, — спокойно сказал господин Биорель. — Нам следует идти прямо вперед.
Но как идти «прямо вперед» по песку, когда нигде нет ни тропинки, ни колеи, ни малейшего следа, ни даже какого-нибудь склона или подъема, указывающего, что ты спускаешься или поднимаешься?
Наше положение осложнялось еще тем, что до берега оставалось по крайней мере пол-лье[2].
Не прошло и десяти минут, как нам пришлось остановиться: мы наткнулись на груду камней.
— «Зеленые камни», — сказал я.
— Нет, это «Пульдю», — возразил господин Биорель.
— Право, сударь, это «Зеленые камни».
Он похлопал меня по щеке:
— Так, так! Мы, кажется, немного упрямы!
Если это были «Зеленые камни», нам следовало взять вправо и идти вдоль скал по направлению к Пор-Дье. Если же это камни «Пульдю», то надо было повернуть налево, иначе мы пошли бы в обратную от поселка сторону.
Днем эти скалы ничего не стоит отличить друг от друга; даже ночью при свете луны я узнал бы их сразу. Но сейчас, в тумане, мы видели только камни, покрытые водорослями, и больше ничего.
— Давай послушаем, — сказал господин Биорель. — Звуки с берега помогут нам ориентироваться.
Но мы ничего не услышали: ни звуков с берега, ни шума моря, ни дуновения ветерка. Мы словно погрузились в белую вату, закрывавшую нам глаза и уши.
— Это «Пульдю», — заявил господин Биорель.
Я не посмел больше противоречить ему и повернул вслед за ним налево.
— Пойдем ко мне, мальчуган, — ласково сказал он. — Будем держаться за руки, чтобы не потерять друг друга. Раз, два, идем в ногу!
Мы прошли еще минут десять, как вдруг его рука сжала мою. Послышался тихий плеск. Значит, мы ошиблись: то были «Зеленые камни», а не «Пульдю», и мы шли прямо к морю, от которого находились теперь в нескольких шагах.
— Ты оказался прав, — сказал он, — надо было взять вправо. Вернемся!
Вернуться, но куда? В какую сторону направиться? Сейчас мы знали, где море, потому что слышали, как тихо плескались волны, но, когда мы от него отойдем, мы уже ничего не услышим и не будем знать, идем ли к берегу или в обратную сторону.
Мрак становился все гуще, теперь к туману присоединилась еще темнота наступающей ночи. Через несколько минут мы уже перестали различать свои собственные ноги, и господин. Биорель с большим трудом мог разглядеть на часах, сколько времени. Оказалось, что уже шесть часов. С минуты на минуту должен был начаться прилив.
— Надо торопиться! — сказал господин Биорель. — Если море нас догонит, оно пойдет быстрее нас: ведь у него, как у великана, семимильные сапоги.
Рука у меня задрожала, и он понял, что я испугался.
— Не бойся, малыш, скоро поднимется ветер с суши и разгонит туман. К тому же мы увидим маяк, его вот-вот должны зажечь…
Но это меня ничуть не успокоило. Я прекрасно понимал, что в таком тумане мы маяка не увидим. И я невольно вспомнил трех женщин, которые в прошлом году, как и мы, были застигнуты туманом и утонули. Их тела нашли только восемь дней спустя; я видел, как их принесли в Пор-Дье, и теперь они стояли у меня перед глазами, страшные, в жалких позеленевших лохмотьях.
Как я ни крепился, я все же не выдержал и заплакал.
Господин Биорель нисколько не рассердился, а принялся ласково утешать меня:
— Давай-ка покричим! Если на высоком берегу есть таможенный сторож, он нас услышит и ответит нам. Должны же эти бездельники приносить хоть какую-нибудь пользу!
Мы стали кричать. Он громко, а я голосом, прерывающимся от слез. Никто нам не ответил, даже эхо. Мертвая тишина наполнила мою душу еще большим ужасом — мне показалось, что я уже умер и лежу на дне моря.
— Идем, — сказал господин Биорель. — Ты можешь идти?
Он взял меня за руку, и мы двинулись вперед наудачу. По тому, как он время от времени говорил, стараясь приободрить меня, я чувствовал, что он тоже сильно встревожен и плохо верит собственным словам.
Мы шли уже больше получаса, и тут на меня напало такое отчаяние, что я выдернул свою руку и бросился на песок.
— Дайте мне умереть тут, сударь! — сказал я, заливаясь слезами.
— Ну вот, кажется, начался второй прилив! — воскликнул он. — Вытри-ка лучше слезы. Разве можно умирать тому, у кого есть мать? Вставай быстрее, и пойдем!
Но упоминание о маме на меня не подействовало, я не мог даже пошевелиться.
Вдруг я вскрикнул:
— Сударь!
— Что с тобой, мальчик?
— Здесь, здесь! Наклонитесь скорее!
— Ты хочешь, чтобы я взял тебя на руки?
— Нет, сударь, не то — пощупайте!
И, взяв его руку, я положил ее рядом со своей.
— Ну, в чем же дело?
— Разве вы не чувствуете? Здесь вода!
Наши берега покрыты очень тонким песком, глубоким и пористым. Во время отлива песок, напитавшись влагой, как губка, начинает отдавать воду по каплям, а капли, собираясь вместе, образуют маленькие, почти незаметные струйки, которые по отлогой почве стекают в море. В одну из таких струек и попала моя рука.
«Без семьи» — это роман французского писателя Гектора Мало (1830–1907) о жизни и приключениях мальчика Реми, который долгое время не знает, кто его родители, и скитается по чужим людям как сирота.Иллюстрации Э. Байара заимствованы из французского издания начала ХХ века.
Безусловный писательский талант Гектора Мало, классический слог и умение влюбить читателей в героев своих повествований заслужили ему мировую славу и известность. Его книги в родной Франции считаются образцом прекрасного литературного языка, и маленькие французы проходят его творчество в школе.Роман "В семье" мало знаком россиянам. Его героиня — храбрая и добрая девочка Перрина, оставшаяся сиротой. Она пускается в долгое путешествие и пересекает пол-Франции, чтобы найти родственников отца и заслужить их доверие.
Французский писатель Гектор Мало (1830–1907 гг.) создавал социальные романы («Без семьи», «В семье» и др.), которые отличались увлекательным и напряженным сюжетом. В данном произведении повествуется о сыне рыбака, мечтающем стать моряком, о его странствиях, о переломных моментах его жизни, страданиях, сомнениях в выборе жизни.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.