Ромен Кальбри - [6]
Только через двое суток нашли изуродованный труп отца, а тело моего двоюродного брата так и не отыскали.
Глава IV
Шесть лет, пока мой отец находился в плавании, его место за обеденным столом не приводило нас в такое мрачное уныние, как теперь, когда он погиб.
После смерти отца мы не остались нищими; у нас был дом и клочок земли. Однако моей матери пришлось работать, чтобы прокормить себя и меня.
До замужества она считалась лучшей гладильщицей поселка, а так как чепчики из Пор-Дье — любимый головной убор женщин всего побережья, то она нашла себе постоянную работу.
Господа Леге тоже сочли своим долгом нам чем-нибудь помочь.
— Два раза в месяц вы будете работать у моего брата и два раза в месяц у меня, — сказал старший Леге моей матери. — Таким образом, один день в неделю у вас будет обеспечен, что совсем не плохо.
И это все. Недорого заплатили они за погибшую человеческую жизнь!
Рабочий день в те времена, о которых я рассказываю, определялся по солнцу. Поэтому утром до начала занятий в школе и вечером после их окончания, пока матери не было дома, я мог делать все, что мне нравилось.
Ну, а мне нравилось бродить по молу или по морскому берегу, смотря по тому, был ли на море прилив или отлив. Бедная мама напрасно старалась удержать меня дома: я всегда находил подходящий предлог, чтобы удрать и как-нибудь оправдаться.
Хорошо еще, если я не мог найти предлога, чтобы прогулять школу в те дни, когда не ожидали ни возвращения судов из Ньюфаундленда, ни сильного прилива, ни бури на море.
В один из дней, когда прилив был особенно высок, я сбежал с уроков, и у меня произошла встреча, которая оказала огромное влияние не только на мой характер, но и на всю мою будущую жизнь.
Стоял конец сентября. Ожидали, что в пятницу, во время отлива, откроются скалы, давно уже не выступавшие из воды. Поэтому в пятницу утром я не пошел в школу, а забрался на высокий скалистый берег и уселся там завтракать в ожидании отлива; мне предстояло ждать более двух часов.
Прилив походил на наводнение, и если глаза на минуту отрывались от какой-нибудь скалы, то в следующее мгновение ее уже нельзя было найти — она исчезала под водяным покровом, который поднимался с такой быстротой, что скалы, казалось, сами погружаются в воду. Ни единой волны, только полоса пены отделяла синее море от желтого песка; за выгнутой линией горизонта взгляд терялся в необъятном сером пространстве — было видно гораздо дальше, чем всегда. На берегу я различил вдали мыс Вошель и острую вершину горы Аваль, что бывает только перед резкой переменой погоды.
Море долго — мне показалось, даже слишком долго — оставалось неподвижным, а затем начало отходить с такой же быстротой, с какой наступало. Я последовал за отступающим морем. Спрятав в трещине скалы свою корзиночку и деревянные башмаки, я шел босиком, оставляя на песке следы, быстро наполнявшиеся водой.
У нас почти везде песчаные берега, однако на них встречаются кое-где обломки скал, еще не размытые морем; во время отлива они выступают темными островами. Когда я взобрался на один из таких островов, чтобы поискать крабов в морских водорослях, я услышал, что меня кто-то зовет.
Тот, у кого совесть нечиста, обычно не отличается храбростью, и потому я испугался. Но, оглянувшись, я понял, что бояться нечего и что человек, окликнувший меня, не отошлет обратно в школу. То был старый господин с седой бородой, прозванный в нашем поселке «Воскресенье», потому что у него был слуга, которого он окрестил «Субботой». На самом деле его звали господин Биорель, и жил он на меленьком островке, в пятнадцати минутах ходьбы от Пор-Дье. Прежде островок соединялся с материком узким перешейком, но господин Биорель уничтожил перемычку и превратил это местечко в настоящий остров, который море во время прилива обмывало со всех сторон. Господин Биорель слыл самым большим чудаком во всей округе. Такое мнение сложилось о нем потому, что он во всякую погоду ходил под огромным зонтом, жил в полном одиночестве, а больше всего потому, что у него была странная манера обращаться с людьми: в его речах звучала одновременно суровость и доброта.
— Эй, малыш! — закричал он. — Что ты здесь делаешь?
— Разве вы не видите — ловлю крабов.
— Ну так оставь своих крабов и иди за мной. Ты понесешь мою сетку и, право, не пожалеешь.
Я молчал, но по моему кислому лицу он понял мой ответ.
— Вот как! Значит, ты не хочешь?..
— Видите ли…
— Можешь не объяснять, я знаю, почему ты не хочешь. Но сперва скажи, как тебя зовут.
— Ромен Кальбри.
— Ты сын того Кальбри, который погиб в прошлом году, спасая бриг? Твой отец был настоящим человеком. — Я очень гордился своим отцом и после этих слов стал смотреть на господина Биореля с меньшей опаской. — Тебе девять лет, — продолжал он, положив руку мне на голову и глядя мне прямо в глаза, — сегодня пятница, сейчас полдень, и ты удрал из школы.
Я покраснел и опустил глаза.
— Что ты удрал из школы, нетрудно угадать, — продолжал он, — а теперь я тебе скажу — почему. Не пугайся, дурачок, я вовсе не колдун. Ну-ка, посмотри мне в глаза. Ты хотел воспользоваться отливом и кое-чего наловить?
