Ромен Кальбри - [56]

Герман недаром провел столько времени в балагане — он был мастером на всевозможные выдумки.

— Хочешь, я подпишу за тебя договор под видом твоего брата? — предложил он.

— А где я возьму экипировку?

Вот в чем заключалось главное затруднение. Герман был так же беден, как и я. За его проезд уплатил брат, и, даже сложив все наши деньги, мы не смогли бы купить на них все необходимое.

Пришлось отказаться от этого проекта. Чтобы немного подбодрить и развлечь, Герман повел меня обедать, а затем мы отправились с ним в театр; ему дал два билета земляк, тоже музыкант из оркестра. В тот вечер давали премьеру комедии «Открытая война», где одного из действующих лиц приносят на сцену в ящике.

— Вот как раз то, что нам нужно, — сказал Герман. — В антракте я тебе расскажу, что я придумал.

Его план состоял в следующем: мы купим большой сундук, и я спрячусь в него. За час до отплытия Герман принесет запертый и перевязанный веревками сундук на пароход под видом багажа. Когда мы выйдем в открытое море, Герман отопрет сундук, и капитану поневоле придется оставить меня на судне: ему будет некуда высадить меня. Не выкидывать же за борт! А во время путешествия я уже должен сам найти себе подходящую работу.

План был безумный, но он сулил ряд приключений и этим прельстил меня.

На следующий день мы с Германом обошли все лавки подержанных вещей и добыли наконец за десять франков громадный, окованный железом сундук, который оказался мне как раз по росту, словно был сделан по моей мерке. Герман отнес его к себе домой, где он приютил и меня, а затем просверлил в сундуке несколько дырочек, чтобы я в нем не задохнулся. Я влез в сундук, Герман запер меня, и я спокойно просидел в нем два часа. Я мог двигать руками и ногами, ложиться на бок и на спину — словом, по желанию менять положение.

Судно, на котором уезжал Герман, отправлялось в путь на следующий день в два часа пополудни. В оставшееся до отплытия время я осмотрел это судно, называвшееся «Ориноко», а потом написал маме подробное письмо. В нем я сообщил ей о своем скором отъезде, попросил прощения за то, что поступаю против ее желания, и выразил надежду, что так будет лучше для всех нас. К этому письму я приложил второе, адресованное Дьелетте. В нем я написал все, что узнал от Германа, и просил ее быть поласковее с мамой.

За два часа до полного прилива, то есть в полдень, Герман усадил меня в сундук и сунул мне кусок хлеба.

— До завтра! — сказал он, смеясь. — Если ты проголодаешься, тебе будет чем закусить.

Мне предстояло пробыть в ящике двадцать часов. Мы решили, что мне нельзя показываться слишком рано, пока мы не отойдем подальше от Гавра, иначе капитан может отправить меня обратно на рыбачьей лодке или на лоцманском судне, а в открытом море можно не опасаться подобной встречи. Последние дни дул сильный южный ветер, и поэтому через двадцать часов мы уже будем далеко за Шербургом, в Ла-Манше.

К стенкам сундука мы приделали две кожаные петли, за которые я должен был держаться, чтобы меня не швыряло из стороны в сторону во время погрузки. Герман запер оба замка на ключ, обвязал сундук веревкой и взвалил его себе на спину. При этом он так хохотал, что меня подбрасывало, словно я ехал верхом на лошади.

Но, когда он взошел на борт «Ориноко», вся его веселость мигом исчезла.

— Что вы несете? — закричал капитан.

— Сундук с моими вещами.

— Слишком поздно — отделение для багажа закрыто.

На это мы и рассчитывали. Если бы крышки люков были открыты, меня спустили бы в трюм, навалили на мой сундук другие ящики, и тогда мне пришлось бы лежать в нем до самого Эквадора. Теперь же меня оставят на палубе или поместят в каюту Германа.

Но это оказалось совсем не так просто устроить. Капитан очень долго не соглашался принять сундук, и я уже думал, что меня отнесут обратно на берег. В конце концов меня поместили между верхней и нижней палубами, среди других ящиков, привезенных в последнюю минуту.

— Когда мы выйдем в море, мы спустим вещи в трюм, — сказал один из матросов.

Его слова меня не испугали: я не рассчитывал долго сидеть в сундуке.

Вскоре я услышал, как упали в воду причальные канаты, а затем судно развернулось. Над моей головой раздались размеренные шаги матросов, выводивших судно из гавани.

Мне было прекрасно слышно все, что делается вокруг, и я мог, лежа в сундуке, следить за движением корабля, как будто находился на палубе и видел все своими глазами.

Услыхав шум лебедок и громкие голоса, я понял, что мы вошли в шлюз. Несколько минут судно стояло на месте, а потом медленно двинулось вперед. Это буксир выводил нас в открытое море. Небольшая килевая качка указывала на то, что мы вышли во внешнюю гавань. Качка усилилась — следовательно, мы идем между дамбами. Послышался скрежет блоков — это поднимали паруса. Судно накренилось набок, буксирный канат упал в воду, руль заскрипел — мы вышли в открытое море.

Свершилось! Для меня начиналась жизнь моряка. Я всегда думал, что этот желанный миг, к которому я пришел ценою больших лишений, доставит мне огромную радость. Но сейчас я испытывал только грусть и тревогу. Правда, мое положение было не из веселых.