Ромашки для королевы - [3]

Славное и полезное изобретение – дымчатые очки! Одна беда – хрупкие они, нежные… У него, гнома обстоятельного и запасливого, было с собой три пары. Одна не вынесла последнего шкуродера. Всё ж лазы не для его роста и сложения обустраивались. И так чуть не голый полз, вещи следом волок, так все одно – не сохранил кожаный чехол целости стекла. Вторая пара ухнула в щель с мешком провизии, сильно расстроив не склонного к голоданию гнома.

Зато последние, любимые, бережно уложенные в медный узорный футляр его собственной чеканки, – выжили. И теперь гордо оседлали короткий нос, плотно и надежно угнездились под кустистыми бровями, оперлись золотом оправы в широкие скулы. Благодать!

Еще бы, дурное дело – смотреть на чужую плавку, не защитив глаз. В давние времена гномы из-за беспечности слепли и к старости звались Кротами. Так и бродили по привычным, наизусть знакомым, пещерам, бормоча под нос глупости о ненужности и бессмысленности зрения. Всегда так: чего лишились – то и хаем! А как без него? Ни тебе руду распознать, ни камень оценить, да и девушки, проныры расчетливые, тоже пользуются. Сколь сказок у гномов напридуманно, с грустной яви подсмотрено: сама тоща да уродлива, три фута с половиной роста в ней, – а слепому и не разобрать! И до богатства коварная пройдоха дотянется, и род испоганит.

Тощий мелкий квелый гном – это же не просто позор, это настоящее несчастье! В шахтах такой никому не надобен. Выработки с него чуть, а трав на лечение уходит – как на трех здоровых. За золото у вершинников выменянных трав, между прочим! Так, по женской злобе, погибли, сошли до убогого жития в верхних пещерах, некогда славные Ллтыхи и Пфттуры. Были в древние времена по пяти футов ростом, а теперь смотреть тошно! Четырехфутовые недомерки уже имеются – и до того, по правде если, не дотягивают, каблуки в моду ввели! Тьфу, ну прям позор древнего горняка!

Рртых нервно дернул головой. Короткая шея еле позволяла это движение, вовлекая в него всю массу плечевых мышц. Если разобраться, то мысли глупые и недельные. Его работа ныне – не руду прошлого перемывать да сортировать, а выйти на поверхность и глянуть толком, что за беда у вершинников, отчего перевалы пусты. Тихо глянуть, тайком. Оттого и ползти пришлось старыми норами, узкими и ненадежными. Отец, вот уж королевская кровь взыграла некстати, взялся послать в дозор упомянутых Ллтыхов. Недомерков бестолковых, которые против горного барса и вдвоем не встанут! Кошек они, вишь ты, опасаются… Рртых сердито хлопнул футляром, убрал его в ближний нагрудный карман. Снова сердито фыркнул. Недомерки трусоватые, ничем славы не заслужившие – и всё ж пошли наверх. Им и дорогу наладили, и припас полный дали, и проводников из наилучших – как же, слабаков теперь беречь принято. А что такие рассмотрят? Да ничего, у них в роду из любых пяти старших трое – Кроты! Как разгорится горн в Опрокинутых озерах, мордами в песок зароются и будут ныть до сумерек.

Потому для него, для подгорного принца, верное дело – лично все проведать и собственное мнение бережно и без спешки выковать. Чтоб не с чужих слов узор-то угадывать, на россказни полагаясь.

Он и отцу так объяснил план. Казалось – не понять невозможно! Рыжий Кныттф, правящий всего-то полвека, еще молодой и готовый к новым замыслам, как ни странно, не воспринял здравую идею. Точнее, очень даже воспринял, и своего обожаемого «малыша», ростом как раз в упомянутые пять футов, да еще и с тремя дюймами сверх того, усердно запер в нижних штольнях.

Запер!!!

Рртых зарычал от мерзости воспоминания. Именно так и было, да еще хуже, отец объяснил негромко и сердито: когда из щелей сочится гремучий газ, для выяснения меры опасности используют птах, а сами – благо, разум есть, – берегутся и наблюдают. Ллтыхи и есть канарейки, чего их жалеть? Провернул ключ в засове, деловито проверил второй запор, третий, сердито зыркнул на охрану. И ушел, унося золотой фонарь вершинного света, недавнее изобретение гномов. С появлением ярких фонарей выходить на поверхность и привыкать к горну Труженика стало проще и быстрее. А отец оставил в шахтах только масляные лампы и факелы. Тоже – милая хитрость. После нескольких недель при тусклых светильниках лишь безумец сунется на поверхность. Враз Кротом сделаешься, да еще и рассудок Труженик отшибет, огнем вершинного горна спалит: он мужик крепко обстоятельный. Ка-ак жахнет золоченым световым молотом по маковке… Рртых нервно уплотнил оправу, прижимая к скулам.

Два месяца прошло с упомянутого разговора. Высочество мрачно долбил скалы и сердился все более, поскольку жила рубинов шла отменная, а радости от их добычи не проявлялось и малой.

Может, Кроты и недомерки, но мыслимое ли дело – гнома равнять с разменной монетой и отсылать в безнадежное дело? Или отец себя перемудрил, или недоговаривает так крепко, что и подумать противно. Уж не война ли у вершинников? Или мор какой загадочный, или маги с ума посходили и шалят? Мысли крутились и шелестели, как шестеренки в хороших часах, передавая бегучую силу идеи тайного похода от колесика к колесику.

Раз дело неладно – надо бы самому вызнать вдвойне – раз надо вызнать, пора из штольни наверх выбираться, а коли не пускают – им же хуже.