...В этот момент как жиганет меня паут у запястья! Будто углем из костра стрельнуло. Я вскочил и увидел, что зной на залитом солнечным сиянием ополье, которое я увидел из сумрачной тени осинового колка, заметно спал и сам свет стал менее ярым. Эге, да я, видать, хорошо вздремнул, теперь придется нажимать, а то обязательно опоздаю. Кряхтя взваливаю тяжелый рюкзачину на сгоревшие плечи, подбираю с земли чехол с удочками, надеваю шляпу. Перед выходом из колка на знойное ополье ломаю с куста ольховую лапу погуще - отмахиваться от гнуса. Шагаю по колее в распаренных, но уже остывающих травах и беспрестанно хлещу себя по шее, по плечам, по рукам.
Километра на три этой веточки-выручалочки хватает, до следующего привала в тени. Одну об себя исхлестал - ломай новую. Господи, и такой-то ценой - десяток-другой ельцов! Нет уж, хватит с меня отныне и до века этого комариного, гнусного, капризного, несуразного Кандата!
"Придешь, на будущий год снова явишься", - вспомнил разговор, услышанный в дрёме. Ишь, мудрец, разболтался старикан за тысячи-то лет... Не выйдет. Сказано - хватит... А что, пока я с ним из-за язей сражался, столько узнал про себя самого!.. Нет, все равно - хватит! Закрываю комариный, бездарно мелкий Кандат отныне и... на три лета вперед. К тому времени отвыкну. Такой-то ценой я на добрую харюзовую рыбалку могу попасть! Вот увидишь!..
"Посмотрим, посмотрим. От себя и на самолете не улетишь. Романтик несчастный..."
