Романтические приключения Джона Кемпа - [57]
— Ты останешься здесь…
Дон Бальтасар, очевидно, знал о моем приезде. Как во сне, я последовал за старым негром, который ждал у дверей моей комнаты. И еще страннее показалось мне все, когда я проходил под колоннами обширной сквозной галереи. Ни звука, кроме постукивания палки старика-негра… Где-то внизу в мраморном бассейне шумела вода. Меж колоннами мерцали стеклянные фонари в серебряных оправах, освещая широкую белую лестницу. У поворота черный страж с ружьем встал при нашем появлении. Мне показалось, что широкий плащ Кастро и его островерхая шляпа мелькнули внизу, у ворот. Мы подошли к тяжелой бархатной завесе. Она раздвинулась передо мной — и мой провожатый пропустил меня вперед.
В большой белой зале вокруг стола, сверкавшего серебром и хрусталем, стояли три черные фигуры. Одна из них старческим, дрожащим и каким-то автоматическим голосом — голосом дона Бальтасара — сказала, что дом его и он сам в моем распоряжении.
Чинные движения и чинные голоса сдержали мое прорывавшееся изумление. Обе дамы низко присели в пышном шорохе жестких шелков в ответ на мой глубокий поклон. Я настолько еще владел собой, чтоб проделать эту церемонию, но в душе был растерян окончательно — и когда рука дона Бальтасара легким дрожащим прикосновением легла на мою склоненную голову, я вдруг на момент почувствовал, что земля уходит из-под моих ног. Старик снял руку и отвернулся. Толстенький священник с круглым розовым лицом вышел вперед и торжественным, слегка задыхающимся голосом, прочел латинскую молитву и, поклонившись дону Бальтасару и дамам, вышел из комнаты. Безжизненный голос дона Бальтасара произнес:
— Наш добрейший отец Антонио в своей неисчерпаемой преданности обедает у постели нашего возлюбленного Карлоса. — Он вздохнул. Тяжелая резьба его кресла оттеняла низко склоненную над тарелкой голову. Надвинулось тяжелое молчание. Смерть витала над этим столом, смерть и дыхание минувших веков. Множество огней, блестящий пол, ослепительно-белая нагота стен, одетых мрамором, внушительная резная мебель из черного дерева дышали суровым великолепием. Много столетий тому назад род Риэго управлял отсюда своими владениями. И я вспомнил о неприступных стенах этого замка, могучим четырехугольником вырезывающихся на морском берегу. Много веков тому назад благородные искатели приключений выстроили это убежище, когда страшные банды наемных войск пытались превратить в прах их завоевание.
Обед был для меня настоящим испытанием. Слева от меня сидела величественная дуэнья. У нее были круглые злые глаза и попугайный профиль. Черное кружево, покрывавшее голову, было увенчано высоким черепаховым гребнем. Я едва решался поднять, взор на сияющее сероглазое видение, глядевшее на меня через богато сервированный стол.
И все-таки я глядел на нее. Это была она — девушка с ящерицей, девушка с кинжалом. И в торжественной тишине она казалась образом старинной, полузабытой сказки. Я украдкой рассматривал юную прелесть ее личика. Тонкий овал щеки пронизывал меня неведомым наслаждением. Она встряхивала иногда тяжелыми темными кудрями — и мне казалось, что я впервые вижу женские локоны. Каждое движение ее губ говорило о какой-то огромной возможности блаженства — и когда она произнесла несколько слов, обращенных ко мне, я вздрогнул, хотя слова были обычны, незначительны. Неужели она забыла о том, что она — девушка с кинжалом? Знал ли об этом старый дон? Что думал он? Отчего он благословляюще положил руку на мою голову? Знал ли он, как я попал в его дом? Но я не мог думать. Каждый поворот ее головки путал мои мысли, каждое движение ее руки заставляло меня забыться, — а ее серьезные глаза и улыбающиеся губы будили желание боготворить ее, молиться на нее.
Бесшумно скользил целый батальон молодых негров под командой старого мажордома. Он стоял за стулом дона Бальтасара, и что-то трогательное и таинственное было в их лицах: одно — белее слоновой кости, другое — черное и немое, — они казались воплощением резкого контраста рас, смягченного для обоих близостью могилы. И старость, казалось, была таинственным братским звеном между рабом и хозяином.
В определенный час на большом серебряном подносе внесли огромный железный ключ — и старый слуга положил его перед доном Бальтасаром.
— По приказу дона Карлоса, — пробормотал он.
Старый дон как будто проснулся, легкая краска покрыла его щеки.
— Было время, молодой кабальеро, когда ворота Каса-Риэго денно и нощно готовы были впустить всех обездоленных и несчастных — как двери церкви… и дом почитался, как церковь. Но видно теперь… — он что-то забормотал про себя, но сразу спохватился. — Безопасность гостя для кастильца дороже жизни, — закончил он, кинув на меня внимательный и благожелательный взгляд. Он встал, и мы вышли на террасу. У плещущегося фонтана, меж двумя стульями стоял маленький стол и на нем огромный семисвечник. Дуэнья и дон Бальтасар сели друг против друга. Над затаенной тишиной двора блистало множество звезд.
— Сеньорита, — начал я, собрав все свое мужество и все знание испанского языка, — я не знаю…
Она шла рядом со мной легкими четкими шагами и грациозно закрыла веер.
