Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу - [43]
Для саратовцев визит царственной особы был редким событием. В. А. Шомпулев ошибочно полагал, что Саратов «никогда не посещался до упомянутого времени не только государями, но даже и никем из царской фамилии…»{387}. А. Росницкий уточнил, что в Саратове побывал Петр I, но только через 115 лет после его визита «Саратовский край посетил венценосный потомок Петра Великого»{388}.
Саратовцы к приезду наследника готовились. Так, цесаревич сообщал отцу: «Они меня […] ожидали и кое-что подкрасили и подмазали». Более подробно об этом вспоминал Шомпулев: «Немощеные улицы города […] стали приводиться в порядок». Воду в пожарных чанах, стоявших на улицах, поменяли, «так как она в большинстве была гнилой и вонючей, а чаны и фонарные столбы поновлялись дикой краской. Чистились улицы, заросшие травой, и исправлялись ветхие, деревянные тротуары […] Наконец город украсился разноцветными флагами…»{389}.
Источники отражают эмоциональное восприятие события жителями губернии. В колониях наследник «встречаем и приветствуем был с изъявлением живейшей, непритворной радости»{390}. В Саратове, несмотря на темноту, на берегу Волги его встречала «густая масса народа с начальством во главе…» и провожала «от пристани до самого дома»{391}. На следующий день при выходе Александра Николаевича из кафедрального собора саратовские дамы, несмотря на проливной дождь, столпившиеся у входа, устроили такую давку, «что я долго буду помнить прекрасный пол в Саратове…», – писал Юрьевич{392}. Юрьевич сравнивает этот слишком горячий прием, оказанный саратовскими (а затем и пензенскими) дамами наследнику, с тем, что было в других городах. Оказывается, обычно сопровождавшие великого князя лица «терпели давку от мужчин». А в Саратове и в Пензе отличились представительницы слабого пола{393}.
Саратовские стражи порядка зорко присматривали за проявлением чувств местными жителями и некий «доктор Л.», появившийся в Саратове «во время проезда наследника престола […] был посажен в дом умалишенных за бессвязные речи и безумный крик среди толпы»{394}.
В дневниковых заметках Жуковского содержатся упоминания о некоторых лицах, оказавшихся в Саратове в поле зрения наследника и его свиты. Чаще всего автор дневника просто называет фамилии тех, с кем наследник встречался («виц[е]-губернатор Попов. Арнольди. Быков жандарм. Преосвященный Иаков. Тихменев»), иногда упоминает темы разговоров («У меня Арнольди. Разговор о бессрочных […] О кантонистах»){395}. Встречаются и краткие характеристики. Например, директора саратовской гимназии Я. Э. Миллера Жуковский назвал «замечательным человеком»{396}. О епископе Иакове высказался довольно резко: «Фанатик умный, но грубо образованный» (кстати, аналогичную характеристику дал ему и сам великий князь){397}. Несколько загадочной представляется заметка: «Доморацкая дева-поэт». Публикатор дневников Жуковского высказал предположение о возможности отождествления этой личности с Анной Петровной Домогацкой, чье стихотворение было опубликовано в 1843 г. в журнале «Библиотека для чтения»{398}.
Кроме того, в письмах великого князя содержатся и оценки, данные саратовским сословиям. Ему было «весело смотреть на […] благоденствие» колонистов, «этого доброго народа», который «сделался совершенно русским» и принимал наследника «с удивительным радушием»{399}. Цесаревич был доволен выучкой воинских частей, расквартированных в губернии. А вот встречи с православными пастырями заставили Александра Николаевича признать: «Вообще, здешнее духовенство наше к несчастию не славится своей нравственностью», «в здешнем краю […] каждый простой раскольник умнее нашего священника»{400}.
Таким образом, круг общения Александра Николаевича во время пребывания в Саратовской губернии в целом ограничивался представителями местного высшего чиновничества, духовенства и офицерства. Для великого князя это был все тот же культурный круг, в котором он находился с самого рождения. Однако для саратовского дворянства возможность воочию увидеть будущего носителя верховной власти стала событием очень значительным. Вояж наследника престола в определенном смысле являлся одним из мероприятий, которые реализовывали культурные связи между столичными и губернскими городами России{401}.
М. Э. Клопова. Николай II во Львове и Перемышле. Весна 1915 г.
9 апреля (ст. ст.) 1915 г. Николай II записал в своем дневнике: «Знаменательный для меня день приезда в Галицию!»{402}. В 10 часов утра царский поезд прибыл на станцию Броды. Император сразу же прошел в вагон Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, где выслушал доклад о положении на фронте, а также историю наступления от границы до Львова. В 12 часов того же дня Николай II вместе с Верховным главнокомандующим начальником Генерального штаба генералом Н. Н. Янушкевичем и другими сопровождающими лицами выехал в направлении Львова. Так началась первая и ставшая единственной поездка русского царя за пределы Российской империи в годы Первой мировой войны.
Решение о поездке в Галицию было принято Николаем II в начале апреля 1915 г. Очевидно, что решению способствовало взятие 5 марта русской армией австрийской крепости Перемышль. Это событие стало одним из самых значительных не только для русской армии, но и для всего русского общества. Очевидцы сообщали о ликовании на улицах Петрограда и других русских городов. С волнением известие о падении крепости было встречено и в Ставке: «Весть передавалась из уст в уста. Генерал-квартирмейстерская часть суетилась, выясняя подробности сдачи, офицеры Генерального Штаба выглядели именинниками: при успехах на фронте они всегда напускали на себя важность: вот, мол, мы каковы! Великий князь, начальник Штаба и генерал-квартирмейстер тоже были в приподнятом настроении. Вообще Ставку нашу нельзя было упрекнуть, что она слабо реагировала на выдающиеся события фронта, но тут она всецело отдалась чувству радости и восторга»
