Роман с Постскриптумом - [12]

Вечными казались даже те, кто давно ушел. Но их дух витал в этих переулках. И педагоги, их живые рассказы как бы реинкарнировали ушедших, не давали далеко отлететь их душам.

Точно так же не сдавалась историческая душа города. Она удерживала связь времен не только через легенды и фортепианные концерты, вырывающиеся из открытых арбатских окон, но и через запахи.

В старых московских двориках, которые писал еще Поленов, около резиденции американского посла и 12-й французской спецшколы, которую окончил мой муж, пахло черемухой, липами, сиренью. В городе было много медоносов. И Садовое кольцо было действительно когда-то садовым.

Царь на миг

Первый президент независимой Грузии умер в новогоднюю ночь. Умер внезапно. Он был совсем не стар — ему было чуть больше пятидесяти, и многие тогда поговаривали, что ему помогли умереть.

Его прах трижды был перезахоронен. В феврале 1994 года с пышными почестями его хоронили в чеченской столице — в Грозном. И лишь тринадцать лет спустя прах его вернулся в Грузию.

Там, на земле предков, гроб с его останками, укрытый старинным грузинским флагом алого цвета с белой и темной полосами посередине, был предан земле на священной для грузин горе Мтацминда.

С этим человеком судьба единожды свела меня за много-много лет до этого. До этих поистине драматических событий.

Дело происходило в ресторане ВТО. Это был легендарный ресторан: здесь Высоцкий впервые встретил Марину Влади и сразу же признался в любви; здесь трагический Олег Даль демонстрировал всем вшитую в вену ампулу — чтобы не пить, а многие тянули ему свои рюмки: «Олежек, брось, выпей с нами». Здесь умер Лаврентий Масоха, и его тут же уложили на стол, накрыв скатертью, в ожидании скорой, а за соседним столом выпивали за упокой его души. Здесь много чего было…

Молодой человек, пригласивший меня на ужин, отлучился для разговора с людьми, которые, подойдя к нашему столу, попросили его на минуту выйти. До этого мы с ним довольно эмоционально обсуждали его дипломную работу по пьесе Ануя «Эвридика». Он был латышом и завершал свое обучение на режиссерском факультете ГИТИСа у Марии Иосифовны Кнебель. В день католического Рождества он пригласил меня на свидание. Для меня все это было очень романтично: ведь в Советском Союзе праздновать даже православное Рождество было не принято, а тут вдруг предложение отпраздновать этот праздник «вместе с католическим миром» — как сказал Петерс: «Я убежден, что половина присутствующих в ресторане даже понятия не имеют, какой торжественный вечер сегодня».

Думаю, нетрудно представить ощущения молодой девушки, первый раз оказавшейся в «гастрономической Мекке» театрального мира. «Судак Орли», «Котлеты Адмирал» казались тогда названиями театральных романов. Все вокруг представлялось шикарным, таинственным, полным сюрпризов и знаменитостей.

А ведь в Москве в то время все было жестко разграничено. Ты не мог запросто пройти в ресторан. На твоем пути тут же возникал швейцар или никто не возникал — на запертой двери висела вечная табличка «Мест нет». А ресторан ВТО, или ЦДЛ, или Дом кино — все, мечта! Для простых смертных, которых страна (!) или швейцар не знали в лицо, — мест не было! Никогда!

И вот я в ресторане ВТО впервые. Ну прямо первый бал Наташи Ростовой.

На мне новый французский батник (с ума сойти — заплатила за него семьдесят рублей, это почти две стипендии) красного цвета. Сейчас бы сказали — карминного. Но тогда все было проще: просто сыр, просто вино — белое или красное (сухое), сервелат, рыба. Продукты, цвета, обувь, одежда имели скупые описания. Страна-производитель — вот был главный критерий качества. Французские духи, крем, одежда, белье или обувь — это из области почти запредельного и поэтому высоко ценимого.

Но вернемся в ресторан. Я чувствовала себя королевой, и единственное, что мне очень хотелось продемонстрировать, — интеллект. С внешностью мы, студенты театрального, не очень-то носились. А вот ум, когда отмечали твой ум — ой, как это было приятно. Во всяком случае, у меня это было так.

Итак, сижу я в обновке, напротив меня молодой человек нордического типа, с легким иностранным акцентом, который я иногда передразнивала, а вокруг — вокруг одни знаменитости — селебритиз, как сейчас говорят. И ты ощущаешь себя по праву частью этого мира.

Недалеко от нас шумная грузинская компания тоже, видимо, что-то отмечала. Несколько мужчин о чем-то живо переговаривались, часто поглядывая в нашу сторону. Я их не знала. Но, находясь в ресторане ВТО, я про себя предположила, что, возможно, это грузинские деятели культуры. Один из них просто гипнотизировал меня своим взором — огромными черными глазами. Я привыкла, что на меня смотрят, и не обратила внимания, как от «грузинского стола» к нашему подошел мужчина и что-то на ухо сказал моему собеседнику. Они вышли вместе со словами «извините, на минутку».

Через десять минут моего одинокого сидения за столом, ко мне с огромным букетом роз (зимой!) направился высокий седоватый, элегантно одетый мужчина.

— Вы одна… — Он протянул мне цветы.

— Нет, я не одна, — возразила я, — сейчас подойдет…