Роман с Пельменем - [46]

- Что мне делать с Даниленко? - Допытывалась Татьяна.

- Ну, не аттестуйте его, раз не ходит. - Отрывисто произносил директор и потом долго шевелил губами.

Эдуард Станиславович отлично понимал, какую роль играет в этой истории, и хоть он никогда бы не снизошел до бедного Саши, но со сцены уходить не желал и, напуская на себя брезгливо-соболезнующий вид, то едва здороваясь, то вдруг преисполняясь христианской любви к ближним, то демонстративно переходя на другую сторону улицы, то окликая со спины, наслаждался производимым впечатлением. Татьяна жалела своего директора и иногда готова была возненавидеть мерзкого кокетливого сноба, который его рассеянно терзал, но, увы, единственное чувство, которое могло вызвать в человеке это исчадие дендизма и галломании - безысходная тупая ревность. Совсем не обязательно любить, чтоб ревновать. Точно так же, совсем не обязательно любить, чтобы хотеть понравиться. Известно: и тот, кто ревнует, и тот, кто кокетничает, скорее всего, бессердечные эгоисты. Особенно забавно, когда оба - мужчины.

Вдобавок она жалела Даниленко. Не то, чтобы она считала, что ему так и следует всю жизнь оставаться другом Саши, она вообще запуталась и не знала, чего ему пожелать. Найти хорошую девочку? Но какой хорошей девочке нужен маленький коренастый конопатый мальчик в толстых очках, упрямый, капризный, с темными прошлым, настоящим и будущим? Тогда бы пришлось жалеть эту девочку и защищать ее от всегда недовольного домашнего деспота. Тане казалось, что за мощной спиной Олександра Мыколаевича ему как раз и место. Но порицать последнего у нее тоже духу не хватало, ведь она видела, как он страдает. Притом, ведь Эдуард Станиславович способен даже Ромео оторвать от Джульетты, а Джульетту - от Ромео, чтобы они оба взапуски побежали за ним, отталкивая друг-друга локтями. Другое дело, что это дьявольское обаяние неспособно наделать серьезных бед - оно мимолетно. Скоро Саша образумится, и все вернется на круги своя.

Как-то раз они вышли из театра и отправились в сторону Владимирской горки, где Саша почему-то взял привычку выкуривать несколько сигарет подряд. Шел гадкий льдистый снежок, и ветер гнал его по сухому асфальту вместе с остатками листьев. Таня села рядом с ним на неприютную скамейку, подложив под себя озябшую руку, и давая возможность спутнику побыть в себе, стала разглядывать редких прохожих, как они борются с ветром. И вдруг увидела Пельменя. С женщиной лет тридцати и маленьким ребенком, которого он вез на шее. А она катила перед собой пустую сидячую коляску.

" Да, погода, подходящая для кошмаров" - Подумала Татьяна. И у нее промелькнула надежда, что это Валик. Надежда слабая, потому, что в этом самом пальто и в этой самой кепке с ушами она видела его не далее как вчера в школьном дворе. "Вот чего до сих пор не хватало в наших отношениях! Я-то думала, он переступил через разницу в возрасте. А он просто искал себе другую взрослую женщину. Сверстницы его, видите ли, не устраивают.". Пельмень заметил Таню и скользнул по ней независимо-агрессивным взглядом, дескать, я свободный человек, имею полное право. И ей еще показалось, что он гордится тем, что не ударил в грязь лицом перед фактом Олександра Мыколаича, про которого Таня чуть не забыла. "Вот будет скандал!" - подумала она почти с удовольствием, ей захотелось покричать и разбить пару тарелок. Между тем, Пельмень опустил на землю ребенка и стал его за что-то ласково вычитывать. Женщина остановилась поодаль и, словно почуяв нечто, вперилась в Таню, как носорог. Росту соперница была невысокого, аморфного телосложения, словно в джинсы кто-то напихал дрожжевого теста, и Татьяна Дмитриевна стала всерьез прикидывать, как ей легко будет свалить мерзавку и запинать каблуками. Никогда в жизни она не замечала за собой подобной кровожадности. Так и сидела, бледная. Потом стало стыдно, больно и захотелось немедленно уйти, но встать не было сил. Между тем, ребенка усадили в коляску, а он разревелся и пустил сопли. В дело пошел носовой платок.

- Идем отсюда. - Сказал Саша и обняв ее с некоторым нажимом за талию, потащил в противоположную сторону. - Дура ты, дура. Нашла себе, тоже еще...

- На свою Манон Леско взгляни! - Отпарировала Татьяна и на ходу пустила обильные черные слезы. Саша подумал, а потом размахнулся и треснул ее по лицу. Впрочем, произошло это уже вне видимости Пельменя. Она его оттолкнула и быстро пошла в непонятную сторону. В первый раз в жизни на нее поднял руку мужчина! Но потом испугалась и вернулась, вспомнив, что это не вполне мужчина, и к тому же, ее начальник. Он ждал ее, сложив руки и отставив ногу, очень обиженный.

- Я думал, вы-то хоть меня понимаете, а вы... Чего еще ожидать от бабы! Все вы... паучихи!

И они очень хорошо, смачно поругались, отчего оба остались довольны друг другом, потом оба уверяли, что ничего дурного не имели виду, и что пол в их отношениях не имеет значения - был бы человек хороший. Саша жаловался, что мама все время требует от него внуков, и что он готов попробовать, но пришлось бы обманывать какую-то женщину, а это безнравственно и, к тому же, весьма противно. "Сама виновата," - подумала я, написав эту фразу: "Старая женщина, а так и не осознала, что Горидзе в неволе не размножаются! Не хотела отпускать от себя сына? Пожадничала? Ну так убедись, что скупой платит дважды.".