Роман с Пельменем - [3]

- Теперь я должна с вами познакомиться. - Профессионально улыбнулась и взяла журнал. - А где же наш староста?!...

Домой шла в воинственном возбуждении. Хотелось говорить и говорить. Мысли все время возвращались к плану работы на год. Хотелось бесконечно его корректировать, продумывать, как пройдет урок о творчестве Маяковского. Татьяна воображала, как найдутся дети, воспринимающие его творчество однобоко и поверхностно и как она вдохновенно будет их опровергать. Но разогнавшись от этих мыслей, она ощутила, что тот, кто идет за ней, тоже ускорил шаг. Это ее испугало, она съежилась и зашагала уже изо всех сил. Тот, за ней, тоже ускорился. Тогда она не выдержала и стала ненавязчиво переходить на бег трусцой.

- Татьяночка Дмитриевна, не бегите, это несолидно.

- А, опять ты. Почему на урок не вернулся? - Она с размаху натолкнулась на его глаза и едва успела отмахнуться ресницами.

- Тебе что, так хотелось, чтобы я вернулся? - Невозможно даже представить себе, как мерзко он это произнес. Его устами говорила сама мудрая природа, которой надо как-то ограничивать рождаемость.

- Варенников, говорите мне "вы" и ради Бога, отстаньте!

- Я Пельменников. Вы генерала из меня не делайте.

- Ну Пельменников, невелика разница.

- Разница большая, если ты надумаешь за меня замуж идти.

- Женилка уже выросла, да?

- Зачем вот это хамство? Первая перешла на "Ты". Любой нормальный мужчина воспринял бы это как шаг...

- Мужчина?!

- Я мужчина. - Пельмень обиженно поджал губы. - И могу это доказать. Но сегодня я занят. И поэтому наша встреча переносится за завтра. Я предлагаю в шестнадцать ноль-ноль возле "Белой ласточки". Чтобы ты переоделась, накрасилась там, напудрилась, надушилась, может, колготки заштопала... Ладно?

- Знаете, Пельменников, я с мужчинами по злачным местам не хожу. Я сижу дома и проверяю ваши грязные тетрадки. Я ваша учительница. Но не до такой степени, чтобы кроме русской литературы, заниматься вашим сексуальным воспитанием. На это, в конце-концов, есть биолог.

- Да, я же хотел вам сказать, - Его лицо стало по-иному озабоченным, Даниленко нельзя ставить двойки.

- То есть, как это?

- Ну, нельзя. Бабу Клаву потому и выгнали, что она поставила ему двойку в четверти, а он чуть не отравился. У него пуля в голове.

Таня сразу стала вспоминать, кто такой Даниленко.

- Послушайте, Женя, а какой он из себя? Я его как-то не запомнила.

- Его просто не было. Он вообще не ходит.

- Как же так, все были, кроме старосты...

- Ага. А староста - это я. Бывает в жизни и такое.

- Ну а как же...

- Боже мой, выкрикнул кто-то за него, нормальное дело. Круговая порука. Только учти-ТЕ - Тут он сделал подобие реверанса, - если не хотите отсюда вылететь, а вы этого не хотите, то не ставьте ему двоек и не связывайтесь с родителями.

- А кто у него родители?

- Да какие-то из села приехали. Неважно.

- Та-а-ак. Отсталый мальчик, из бедной семьи, с нежной психикой... Не проще ли выгнать его, а не менять учительниц? Зачем наш Александр Мыколаевич его так опекает?

- Хочет в рай попасть. - И Пельмень улыбнулся так же хитро, как Мыколаевич. - А вы приходите завтра на стрелку. Посидим, шампанского выпьем. У меня же на лбу не написано, кто я такой. Надо быть проще, и все получится. Донт вори, би хаппи. Кстати, ваш телефон?

Татьяна взглянула на него весьма гневно. И кажется, покраснела.

- Как вы, однако, все пошло воспринимаете. Во всем вам чудятся какие-то посягательства. Должен же я знать ваш телефон, если я староста. Чтобы под окошком не кричать, если что.

- Да, да, конечно. - И Таня дала ему визитку. Пельмень посмотрел на нее, ядовито ухмыльнулся и сунул в карман.

СОН ТАТЬЯНЫ ДМИТРИЕВНЫ

Он был очень сумбурным и пестрым. Основная линия состояла в том, что надо было делать стриптиз. А у нее такой имидж, будто она учительница. В этом есть правда жизни. Ведь все эти маленькие и большие мальчики, глядя на умствующего преподавателя, мысленно его (ее?) раздевают. И так убивают время, изредка отвлекаясь на мух и записки. Собственно, между профессиями учителя и стриптизера нет большой психологической дистанции, а платят стриптизеру (как мы все наивно думаем) немножко побольше. Плюс, разумеется, репетиторство... Но мне кажется, быть стиптизером все-таки гораздо лучше, потому что не надо так рано вставать и, хлебнув кофе, быстро одеваться.

Вот выходит она на сцену... странный такой ночной клуб, народищу - не протолкнуться, человек, наверное, за тысячу, курят так, что топор повесить некуда, и ни одной знакомой рожи - все по билетам. И доска висит вместо этой фиговины из телевизоров. Таня подходит к ней с указкой, в очках, одета в серый костюмчик, волосы - пучком, под юбкой - чулки на поясе и трусики и лифчик в синих блестках, на ягодице - маленький дракончик (Всего этого пока еще не видно). Открывает журнал, спрашивает:

- Иванов?

- Я!

- Иванов, скажите мне, как звали Гоголя?

- Кажется, Федор Николаевич.

- Правильно. Примерно так их с Достоевским и звали. Вам разрешается снять с меня пиджак.

Народ разогретый, на входе давали шампанское, все орут, хлопают, рвутся в бой. Иванов берет пиджак и уходит со сцены. Ему девочки дарят воздушный шарик. Вмешивается конферансье: