Роман с физикой, или За всех отвечает любовь - [7]

Потрясенный Изотов молчал. Потом начал судорожно жать руку Боркова.

– Это вообще, вы понимаете, что это?

– Честно, пока не совсем, но неделю надо на починку, чтобы продолжить.

– Нет, вы не понимаете!

Изотов и сам с трудом осознавал, что он видел. Через два дня после триумфального подписания конституции и объявления 7 октября нерабочем днем – праздником конституции, – Брежнев собрался уйти на покой.

– А Брежнев, то оказался не слабым маразматиком, а личностью. – неожиданно для себя смело высказал свои потаенные мысли Борков.

– Да, мой приятель по Кишиневу не раз мне говорил то же самое, он знает Брежнева близко. При личном общении это совсем другой человек. Все знают его по телевизору, а перед камерой он теряется. Совсем не такой, как в жизни.

– Знакомый режиссер утверждает, что перед телекамерой вылезает все самое плохое, что есть в человеке. Он не раз сам наблюдал это. В телевизоре как на рентгене видно все.

– Может быть. Политика это такое грязное дело.

У философа мысли пришли в порядок, и он начал торопиться домой. Физик тоже хотел побыстрей собрать лучшие умы своей лаборатории и обсудить усовершенствования в приборе. Быстро распрощавшись ученые занялись каждый своим делом. Борков пошел в лабораторию и там ломал голову со своими сотрудниками. А Изотов, трясясь троллейбусе стоя, потому, что сидения были мокрые от осеннего дождя, думал о смысле жизни. Тогда у троллейбусов всегда протекали крыши.

От Сокола до метро Университет надо было проехать почти все тогдашнее московское метро. Придя домой, даже не поздоровавшись с дочкой-умницей, которая сидела и делала уроки, Изотов в мокром пальто пошел в комнату к жене.

– Мне надо связаться с Пал Петровичем.

– Вот так все время. Как что – так нужен папа. Ничего сам решить не можешь! Скажи хотя бы, что случилось.

– Какая разница. Возьми трубку и позвони. Он все равно в Кремле до одиннадцати сидит.

– Он не сидит, а работает. А у тебя, что за пожар?

– Наташа, это не у меня. Это ему надо.

– А сам уже ты такой важный, что даже номер набрать не можешь?

– Ната, ты же знаешь, там все слушают, пожалуйста, на самом деле надо. Дочь звонит отцу на работу это нормально, ни у кого не вызывает ничего, – Изотов говорил сбивчиво и сам себя успокаивал.

– Ну, ладно! – жена взяла трубку, набрала кремлевский номер.

– Пап, Саша тебя увидеть хочет. Как всегда в одиннадцать. Там же. Хорошо, спасибо, все хорошо. До свидания.

Как вы уже поняли, Изотов не просто имел знакомого по Кишиневу, старого друга Брежнева по Молдавии. Это был его тесть. Тесть попав в Москву не сделал бешенной карьеры, потому что к высокопоставленному другу Брежневу не ходил чего-то просить, а видел его только тогда, когда тот сам вызывал его для поручений. А это было редко и когда он выполнял деликатные поручения о нем снова забывали. Поэтому Павел Петрович все же занимал достаточно высокий пост в Кремле. Встречался с родственниками он обычно у проходной Спасской башни. Кроме красивых ворот Спасской башни, которые все видели в кино и на открытках, рядом ближе к мавзолею, есть проходная для сотрудников администрации Кремля. Рядом с ней Пал Петрович обычно и встречался с родней, в основном, когда покупал для них деликатесы в кремлевском буфете. Времена были далеко не сытые. Для этого у Пал Петровича всегда в ящике его письменного стола лежала авоська.

Без несколько минут одиннадцать из Спасской башни вышел караул, печатая шаг по лужам, и направился к мавзолею. Зеваки и туристы сдвинулись в центр площади смотреть смену караула. Шел холодный осенний дождь. Народа было не много – в основном милиционеры и сотрудники органов в штатском. Пал Петрович вышел тоже как по часам с боем курантов.

– Саша, здравствуй! Что приключилось?

– Здравствуйте, Пал Петрович.

Изотов не смог звать тестя отцом. Слишком жив в памяти его собственный отец, умнейший и добрейший человек, герой войны, но надолго не переживший войну и умерший от ран, когда сыну было чуть больше десяти.

Они прошли немного по Красной площади.

– Брежнева снимают через три дня на пленуме.

Кремлевского чиновника бросило в жар. Привыкший к любым неожиданностям, такого удара он еще встречал. Он весь покраснел и вдруг схватил за лацканы пальто зятя:

– Ты откуда знаешь?

Изотова удивила не реакция Тестя. Конечно, он думал, что тот будет вести себя спокойнее. Наверное, в кремлевских коридорах ходили слухи. Изотова испугала мысль – как объяснить, что он это знает. Откуда он может знать? Об этом он и не подумал! В натренированном мозгу пронеслись мысли. Единственным человеком, который мог знать что-то из жизни Брежнева, был его аспирант Красовский. Он как-то болтал что-то, что хорошо знаком с Галиной Брежневой.

– У меня один аспирант – друг Галины. Говорит по собственному желанию на пенсию.

Старый кремлевский кадр снова вцепился в профессора:

– Делай с ним со своим аспирантам что хочешь, хоть пусть завтра докторскую защитит, только пусть скажет – Кто!

Философ, прекрасно понимая, что аспирант ничего не скажет и под пыткой, – потому, что просто не знает, решил перейти в атаку. Он тоже схватил тестя за грудки:

– Что кто?