Роман 'Петровичъ' - [2]

— Ульяна! А заглянь-ка под куст — чего Семен там расхрипелся?

Опираясь на костыль, Ульяна подобралась к сирени.

— Дык ты ему, батюшка, аккурат завесом в темечко вгородил! Он уже и оправился, сердешный!

"Эка день начинается…" — тоскливо думал Петрович…

—2—

…И сквозь побитые цингой зубы минут двадцать весело отхаркивал на гниющую землю кровавую мокроту…

За этим гимнастическим упражнением и застала его вышедшая из дому Аглая, родная дочь Петровича, худющая особа с постоянно перемотанной жёлтыми бинтами головой, что, впрочем, нисколько не портило её яркую, бросающуюся в глаза красоту. Петровича всегда радовал взгляд этих безумных, глубоко горящих глаз, а сгорбленная фигура девочки на поминала о Прасковье, самой любимой, пусть земля ей будет пухом, жене…

— Пэ-пэ-эпапинька, к Вам ха-ходоки из Зы-злопукино па-пэ-пппросются — шепелявя и картавя, произнесла Аглая, не переставая ковыряться в большом и горбатом носу грязными, не знавшими ножниц, ногтями.

Природа наделила это двухметровое существо непомерно большим чувством нежной доброты, излишки которой Аглае приходилось вымещать на хозяйской кошке. Трёхлапая кошка Федора, уставшая от барских ласк, как могла использовала единственный оставшийся глаз для своевременной рекогносцировки, но отсутствие шерсти с левого бока говорило о том, что избежать Глашкиной любви ей удавалось крайне редко.

Петрович грязно выругался. При этом он упал, подскользнувшись на козьем горохе, и грязно вымазался. Нисколько не опечаленный столь трагичным развитием событий, Петрович вымазался и выругался ещё грязнее.

Злопукинские мужики, до этого смирно стоявшие за воротами, услышав громкую брань, во все лопатки кинулись врассыпную, по какой-то непонятной причине не желая попасть барину на глаза в таком расположении духа. Тучи сгущались…

—3—

День набирал обороты, и Петрович решил подзаняться хозяйством. Но с чего-то надо было начинать, и он решил, для разминки, отвесить затрещину чьему-то сопливому мальцу, весело ковыряющемуся в здоровенной куче коровьего дерьма. И отвесил. Малец, плавно набирая скорость, пошел по сложной траектории и грохнул лбом о громадную глиняную корчагу, которую какая-то добрая душа оставила у него на пути. Дикий рев, переходящий в вой, заполонил окрестности. По корчаге пошли трещины. "Вот наплодили сопляков! Говорил я, что одни убытки от них!" — сердито подумал Петрович и двинулся по двору энергичной походкой биндюжника, которого два дня поили, а на третий как следует дали в морду. Определить со стороны, в какую точку пространства Петрович желал бы переместиться в следующий момент времени, было дело абсолютно гиблое. Дворня знала эту особенность его неординарной походки и заранее жгла нервные клетки, пытаясь сообразить — кому же сейчас будет втык?

Совершив несколько сложных эстапад по двору, Петрович обнаружил, что оказался довольно близко к кухне. Туда он и решил зайти. — День добрый… — буркнул землевладелец, уворачиваясь от падающей на него швабры, прислоненной к двери, с профессиональной ловкостью, достигнутой годами тренировок. Но звезды в этот день повернулись спиной к престарелому искателю приключений. Поскользнувшись на чьём-то плевке, он, теряя равновесие, культей левой руки попытался схватиться за стену, но зацепился за антресоли с посудой, которые и так уже несколько лет болтались на одном гвозде. К несчастью, самым крупным находящимся на них объектом был большой чугунный казан, который, падая сверху, от души треснул по концу скамейки, на другом конце которой, отдыхая после очередного общения с помещичьей дочкой, дрыхла Федора. Сообразив, что на это надо как-то реагировать, последняя, издавая абсолютно непристойные звуки, стартовала на трех лапах в сторону Ульяны, склонившейся над плитой, но промахнулась и попала в котел со щами, в котором развила чрезвычайно бурную деятельность. По кухне полетели недоваренные куски подгнившей капусты и другие неизменные атрибуты Ульяниного профессионального мастерства.

— Ишь ты, курва какая! — весело воскликнул Петрович, выковыривая из уха кусок тухлой свинины. Ульяна, между тем, привычным движением обездвижила кочергой обалдевшее животное, и подцепив его совковой лопатой, которой обычно пробовала пищу, с силой метнула его за дверь — совсем забыв, что там пытается принять вертикальное положение хозяин. Получив в морду ошпаренной кошкой, Петрович подался назад, попав в конце этого движения ногой в казан. Вся эта сложная комбинация живых и не живых объектов, прихватив с собой антресоль, вывалилась во двор.

Сплюнув на ладонь два выбитых зуба, Петрович искренне обрадовался, что так легко отделался — с кухней проблем было обычно куда больше. Наподдав ногой Федоре, отчего та наполовину влипла в казан и, уже вместе с казаном, по пологому берегу покатилась к реке, Петрович стал размышлять, куда бы еще зайти.

—4—

Весело насвистывая похоронный марш, он двинул к Гнилушке, местной речке, по причине любви местных туземцев к природе, давно превратившейся в отхожее место. Многочисленные холмики, посыпанные карболкой, то и дело попадавшие под протез правой ноги, источали дивный аромат. Слёзы умиления так и брызнули на искажённое годами, оспой и страстью к приключениям, мужественное лицо Петровича."Лепота-то какая!" блеснула в его голове одинокая мысль.