Роман о себе - [67]

Почему я не передал себя такого Ане? Она бы хоть могла меня пожалеть!… Ведь о чем ее просил? Хотел ей помочь, но и она бы мне помогла. Я был бы с ней как на крыльях!… Или я ее не спас, когда «приемная комиссия» в Быхове с тещей во главе отказала ей в рождении? Положил «вето” на это решение… Все напрасно! Даже Олег про нее сказал: «стена». Или она не моя? Черноглазая, волосы с ореховым отливом, как у Бэлы, ее овал лица и пухлый рот, и эта белая шейка с незаметными «узелками” больной щитовидки. Я не знал умершей Гали, не знал Бэлы, Аня соединяла для меня всех…

Какая мне жизнь без Ани? Зачем такая жизнь мне?…

- Папа, хочешь угощу «Мо»?

- Я курю только «Мальборо».

Глава 20. Олег. Я разговариваю с Ольгой

Вот и Олег, я увидел сына. Повыше меня, близок к 30. Любимый внук Нины Григорьевны. Мне тоже не чужой: мое подобие, хотя и не такое стойкое, как в Ане. Увидел сединки в его нечерных промытых волосах. Сын причесался по-новому и от этого выглядел почти красивым. Как это он догадался себя изменить? Наверное, посоветовала новая Наташа. Олег переживал сложный период: менял одну Наташу на другую. Я бы пропустил его без комментариев, если б он и меня не достал своими Наташами.

- Вчера приходила твоя недавняя подружка. То есть сегодня, в два часа ночи. Я был вынужден давать ей объяснения.

- Кто тебя просил? - Голос у него истончился до накаленного волоска.

- Она. После того, как прождала тебя в подъезде до двух часов ночи. Ты успел улизнуть со своей новой подружкой и явился, когда ушла прежняя. Так ты спихиваешь на маму свои телефонные разбирательства, а меня используешь для объяснений визави.

Олег обладал завидной способностью обходить всякие неприятные для него обстоятельства. Если такое обстоятельство подстерегало, он никогда не оказывался на месте… Сколько я перетаскал тяжелых сумок с банками помидоров и огурцов, передаваемых с быховским автобусом! Олега нет и не подкопаешься: то у него съемки на сессии Верховного Совета, то он на рандеву с автомобильной фирмой «Пуше», то чистит кинокамеру в своем «ФИТЕ». А я тащу в одиночку сумки - аж руки вытягиваются до земли!…

- Не надо было ничего ей объяснять, пап, - сказал Олег поспокойнее и добавил миролюбиво: - Она старая, пап. Я ей давал срок изменить себя кардинально. Она же не вняла моим словам. Закрыл бы дверь и не разговаривал.

- Я не умею так.

- Кто ж тогда виноват? - Олег засмеялся. - Сам себя наказал.

- Было за что, оказывается. Ты ей сказал, что я плохой отец. А после разговора она сказала, что переменила обо мне мнение.

Олег сразу сбавил тон, съехал от моих слов, растерялся и стоял, как ребенок, когда один мой взгляд вызывал в нем остолбенение. Мне самому стало неловко, что он вынудил меня на огласку.

- Я ведь не сержусь. Можешь думать обо мне, что угодно. Только зачем посвящать в это женщину, с которой спишь?

- Пап…

- Все забыто. Больше она не явится.

Было досадно, что я излил на него свое настроение после Ани. Мы с ним и так встречались дома, как в учреждении: он вышел, я вошел. Оставаясь вдвоем, почти не общались целыми неделями. Вовсе не из-за ссоры, такой был стиль. Сталкиваясь на телевидении, кивали, проходя. Там сталкивался с ним, как со своим отражением в зеркале. Правда, это сходство ускользало от многих. Будучи «вась-вась» с начальниками, мог бы ему помочь. Но у нас был молчаливый уговор насчет этого: зачем ему раскрывать свое инкогнито? Да и неизвестно: помог бы ему или - наоборот… Дай ему Бог! Достаточно и того, что, вступая в короткий контакт, переходя порой от молчания к резкой откровенности, мы что-то выясняли и устанавливали некое статус-кво. Убеждался, что сын лоялен ко мне, добр и видит меня насквозь. Сегодняшний разговор не характерен, я его расстроил. Но он ведь знал, что я им доволен… Наконец-то он дал отставку этой видавшей виды женщине-девице, объехавшей полсвета, побывавшей даже в Париже с миссией «челнока»! Замужняя, имеющая ребенка, она почти два года пролежала в комнате Олега. Порой лежала еле живая после посещения матери и сына. Там, подгадав ее появление, возникал тоже пропадавший муж и давал ей прикурить. Это сейчас она для Олега «старая» и «я давал ей срок”, а еще недавно стоял перед ней по стойке «смирно». А когда ей приспичивало в туалет, отрезал дверями от всех нас свою писающую императрицу. Я-то и видел ее один раз до сегодняшней ночи… Ну, а насчет того, что Олег ей про меня сказал, то он мог и не извиняться. Я знал прекрасно, что не такой уж плохой для него отец. Теперь я мог сказать, отделив от себя Аню, что никогда не изменю своего отношения к Олегу. Не зовя его с собой, принимая, какой он есть, я ни на йоту не убавлю того света в душе, что медленно, с таким трудом к нему разжег.

Долго не мог объяснить своего отношения к сыну. Родился он, когда я был в море. Не сразу почувствовал себя в роли отца. Все это причины, но я помню, как увидев его в кроватке, с соской, светленького, как не моего, я испытал удовольствие, что у меня такой ребенок. В нем не установились окончательно черты, гены были в колебании: на чью сторону перейти? Вот когда увидел, что Олег перешел на мою сторону, я был разочарован. Да, я не хотел, чтоб сын был на меня похож! Сам я, вовсе не жид, умел изменяться. Меня и евреем захватишь разве что врасплох: во сне или как тогда, в ряснянском клубе, - на «Брызгах шампанского». Мысленно ставя сына в обстоятельства Рясны, я закипал от собственного бессилия. Разумеется, защищал его, если возникали инциденты. Но они возникали редко и по иному поводу. Суть разочарования, что я пережил, была во мне самом. Мне не удалось преобразиться, стать неузнаваемым в другом народе. Мое вернули обратно.