Роман Мумии - [50]

Каналы, источники, бассейны приняли тот же цвет, и кубки с водой стали красными, точно чаши, в которых собирают кровь жертвы.

Фараон не изумился превращению и сказал двум евреям:

— Это чудо может поразить доверчивую и невежественную чернь, но меня ничто не удивит. Пусть призовут Эннану и с ним иероглифитов; они повторят этот опыт волшебства.

Когда они пришли, Эннана взглянул на реку, несущую пурпурные волны, и увидел, зачем их позвали.

— Верни водам их прежний вид, — сказал он спутнику Моисея, — и я повторю твое волшебство.

Аарон снова ударил посохом по реке, и вскоре она приняла свой естественный вид.

Эннана сделал жест одобрения, как беспристрастный ученый, отдающий данную справедливость искусству своего собрата. Он находил, что опыт сделан хорошо человеком, который не изучал мудрость подобно ему в таинственных комнатах Лабиринта, куда могут проникнуть лишь немногие посвященные, настолько строги испытания искуса.

Он простер над Нилом свой посох, исчерченный иероглифическими знаками, и пробормотал несколько слов на языке таком древнем, что его перестали уже понимать во времена Менеи, первого Египетского царя, на языке сфинксов, тяжелом, как гранит.

Обширная красная пелена внезапно простерлась от одного берега до другого, и снова потекли кровавые волны Нила к морю.

Двадцать четыре иероглифита склонились перед Царем, как бы намереваясь уйти.

— Останьтесь! — сказал Фараон.

И они снова приняли свой бесстрастный и сосредоточенный вид.

— Не представишь ли ты мне иного доказательства? Мои мудрецы, как ты видишь, повторяют твои чудеса.

Не смущаясь ироническими словами царя, Моисей сказал ему:

— Через семь дней, если ты не решишь отпустить израильтян в пустыню, чтобы принести жертву Вечному по их обряду, я приду снова и сотворю перед тобой другое чудо.

И через семь дней Моисей появился снова. Он сказал слуге своему Аарону слова Вечного:

— Простри посох в твоей руке на реки, потоки и пруды и изведи из них лягушек на землю Египетскую.

Как только Аарон сделал движение, из всех рек, каналов и болот вышли миллионы лягушек; они покрыли поля и дороги, прыгали на ступени храмов и дворцов, наполняли святилища и самые уединенные комнаты; и все новые и новые полчища их следовали за первыми: и повсюду они были; нельзя было ступить ногой, чтоб не раздавить какую-нибудь из них: они прыгали под ногами во все стороны, и всюду было видно, как они скачут и подпрыгивают, взбираясь одни на других, так как им не хватало уже места на земле, а число их все увеличивалось. Их бесчисленные зеленые спины покрывали поля как бы движущимся зеленым лугом, на котором, точно цветы, блестели их желтые глаза. Домашние животные, лошади, ослы, козы в испуге бегали по полям и повсюду встречали отвратительное скопление лягушек.

Фараон у входа во дворец, глядя со скукой и омерзением на это наводнение живых тварей, убивал их сколько мог или отбрасывал загнутым носком сандалии. Но появлялись новые, неведомо откуда, взамен убитых, с еще более шумным кваканьем, еще более омерзительные и наглые, с устремленными на него своими большими круглыми глазами, с растопыренными пальцами лап, с сморщенной белой кожей на брюхе. Омерзительные животные, казалось, были одарены умом и наибольшую наглость проявляли вокруг Фараона.

И это наводнение все усиливалось: на коленях колоссов, на карнизах пилонов, на хребтах сфинксов и криосфинксов, на выступах храмов, на плечах богов, на вершинах обелисков приютились отвратительные твари, с вздутыми спинами и расставленными врозь лапами. Ибисы сперва радовались этой неожиданной добыче, хватали лягушек своими длинными клювами и поедали сотнями, но потом, смущенные постоянным их приливом, с криками стали улетать в небо.

Аарон и Моисей торжествовали; Эннана углубился в размышление. Приложив палец к своему плешивому лбу, полузакрыв глаза, он, казалось, искал в глубине памяти забытую магическую фомулу.

Фараон, встревоженный, обратился к нему:

— Что же, Эннана? Погруженный в мечты, ты потерял голову? Или это чудо сильней твоих знаний?

— Нисколько, о царь! Но когда ум измеряет бесконечное, испытует вечность, проникает в непонятное, то может временно позабыться то странное слово, которое господствует над пресмыкающимися, которое их порождает или уничтожает. Взгляни! Все эти гады исчезнут.

Старый иероглифит сделал движение своим жезлом и тихо произнес несколько слов.

В миг поля, площади, дороги, набережные, улицы, дворы дворцов, комнаты домов очистились от лягушек и приняли свой обычный вид.

Царь улыбнулся, гордясь силой своих волшебников.

— Но этого недостаточно, что я разрушил чары Аарона, — сказал Эннана, — я повторю сделанное им.

И он взмахнул своим жезлом в обратную сторону, произнося противоположную формулу.

Снова появились лягушки еще в большем количестве, стали прыгать и квакать. Мгновенно покрылась ими вся земля. Но Аарон простер свой посох, и египетский чародей не имел уже силы уничтожить нашествие гадов, вызванное его заклинанием. Тщетно произносил он таинственные слова, чары потеряли силу.

Иероглифиты удалились, задумчивые и смущенные, сопровождаемые гнусным приливом гадов. Брови Фараона яростно сдвинулись; но он продолжал упорствовать и не пожелал уступить просьбе Моисея. Его гордость боролась до конца против неведомого бога Израиля.