Роман - [126]

— Давайте перейдем ближе к делу. Какое, по вашему мнению, влияние взгляды Стрейберта на Паунда и роль писателя могут оказать на такого впечатлительного молодого человека, как мой внук, который так блестяще начал свой путь? Может ли это сбить его с правильной дороги?

Мисс Бенелли ответила не колеблясь, и по напору в ее голосе я поняла, что ей тоже хочется оградить Тимоти от дурного влияния:

— Это может привести к тому, что он станет членом узкого круга молодежи, убежденной в том, что они живут в особой атмосфере и все видят более отчетливо, по-иному, чем другие, и острее других воспринимают веления времени.

Я спрашивала ее об этом, потому что меня беспокоило будущее моего внука, но сейчас меня стал разбирать смех:

— Я очень рада, что Тимоти познакомился с молодой мисс Соркин, которая говорит, что пишет книги, понятные мне. Она представляется мне ответственным человеком и может стать его спасением;-А вот его увлечение Паундом и теми мошенниками, предавшими Англию, я не могу понять и буду весьма сожалеть, если он пойдет по их стопам.

— У вас есть видеомагнитофон? — В моем взгляде она прочла полное непонимание. — Ну, такой аппарат, с помощью которого можно смотреть фильмы на телевизионном экране.

— Был такой, но я так и не научилась пользоваться им и отдала кому-то.

— Не беда. Он есть у нас в библиотеке.

— Что вы хотите показать?

— В магазине видеопроката в Аллентауне есть чудесный фильм — двухчасовое телешоу, снятое в каком-то университете. В нем объясняется все, что вам нужно знать об Эзре Паунде.

— Для меня это очень важно.

— Назовите день, — сказала она, и мы договорились, что через два дня, если она найдет эту кассету, встретимся в библиотеке, чтобы посмотреть фильм «Узник Святой Элизабет».

* * *

ПЯТНИЦА, 11 ОКТЯБРЯ. Сегодня в пять часов дня в Дрезденской публичной библиотеке, разместившейся в небольшом, но аккуратном здании в центре города, я была посвящена в любопытную историю зарождения и развития предательства. Хотя библиотека была подарена городу в начале столетия шотландским филантропом Эндрю Карнеги, последующая ее модернизация оплачивалась с моей подачи моим мужем. И после его смерти библиотека оставалась главным объектом моей благотворительной деятельности, поэтому в ее просмотровом зале я чувствовала себя как дома. Мне нравилось это добротное старинное здание, пропитанное духом шотландской основательности. Найдется ли более достойный вклад состоятельного человека в общество, чем сотни библиотек Карнеги в городах, подобных Дрездену?

Добропорядочный Эндрю Карнеги был бы шокирован зрелищем, которое должно было развернуться сегодня в стенах его библиотеки. Мисс Бенелли без труда вставила кассету в видеомагнитофон, оказавшийся для меня в свое время непостижимым механизмом, и мы уселись смотреть горестную историю заблуждения, падения и триумфа Эзры Паунда.

Фильм состоял из двух взаимосвязанных частей. Первая строилась на документальных материалах, где высокомерный поэт представал в самых разных ситуациях, а вторая была игровой и воссоздавала самые важные моменты его жизни. В этих кадрах английский актер, играющий Паунда, с поразительным мастерством соединял реальное с воображаемым.

Мы видели Паунда то молодым бунтарем из Айдахо, который противопоставил себя своему поколению, то мятущимся преподавателем, то ссыльным в Италии, где он выступал в роли апологета Бенито Муссолини и поборника победы Италии и Германии в Европе и, в конечном итоге, во всем мире. В документальных кадрах, снятых во время триумфального появления Муссолини на фронтах, Паунд представал как человек, которому ненавистно все американское.

Кроме жалости, ничего больше не вызывали сцены, непосредственно следовавшие за поражением Муссолини и Гитлера, когда мстительные американские победители, разъяренные предательскими выступлениями Паунда по радио во время войны, арестовали и бросили его в тесную клетку из стальных прутьев. Как дикое животное, он был выставлен в этой клетке на обозрение толпе, которая плевала в него. Менее жестокими, но достойными еще большего осуждения были эпизоды, где американские чиновники, побоявшиеся открытого суда над ним из-за хрупкости предъявленного обвинения — ибо предательство его проявилось лишь на словах, а не в делах, — решают объявить его умалишенным. Отыскав подходящих врачей, они без суда упекают его на долгие годы в вашингтонский психиатрический госпиталь для преступников.

Я вынуждена была согласиться с создателем фильма, что клетка и незаконное заточение в психиатрическую лечебницу черными пятнами ложатся на американское правосудие. Но все равно высокомерие, предательство и откровенный антисемитизм Паунда не подлежат прощению.

Когда мисс Бенелли спросила меня после фильма, есть ли у меня вопросы, я отрицательно покачала головой. Слишком много чувств переполняли душу, чтобы об этом можно было говорить. Но позднее, оказавшись в своем одиноком доме и глядя, как вдали на Рениш-роуд мелькают огни автомобилей, я рассмеялась: «Глупые ослы! Ничтожные предатели, считавшие себя единственными, кто может правильно оценить современную историю, и уверенные в конечной победе коммунистической России, что бы сказали вы теперь, когда коммунизм рухнул повсеместно, продемонстрировав свою полную несостоятельность?!» Я задумалась о своем прозаическом муже, которого Паунд, наверное, презирал бы, потому что тот был простым американцем, старавшимся как можно лучше делать свое дело, управляя сталелитейной компанией. Насколько Ларримор был прав в своих представлениях об обществе, настолько же ошибался в них Паунд. И я не хотела, чтобы хоть одна из его ошибок вкралась в душу моего внука!