Роман-газета для юношества, 1989, №3-4 - [47]
Сегодня «промысловая» экспедиция отправлялась на фронт. Было получено разрешение попытаться добыть конину. Где-то в районе Средней Рогатки валялись на «нейтралке» трупы убитых еще в конце октября коней.
Пора. Володя уложил на самодельные, из четырех лыж с деревянной платформой сани двуручную пилу, топор, мешки и поволок сани к выходу. «Татьяна Ивановна, идемте, голубушка», — позвал Ник.
…Какой мороз. Дух перехватило. Пустынно. Горы снега. Обвислые, порванные, покрытые мохнатим инеем трамвайные провода. Серая, вяло колышущаяся очередь у хлебного магазина.
Прошли еще мимо одной, куда более длинной, чем в булочную, очереди. Это — в эвакопункт.
Женщина в красной лисьей шубе окликнула маму. Прижавшись к ней, похожая на нахохлившегося больного воробья, стояла печальная девочка лет шести. Володя узнал их: мамина подруга тетя Валя с дочкой Фросей.
Снег противно ныл и скрипел под полозьями саней. Сизая морозная дымка стлалась над Невой, к которой они вышли: там и сям на белом полотнище реки виднелись группки людей. Люди издали были похожи на птиц, которые обычно по весне держатся возле прорубей. И люди толпились и сонно передвигались возле ледяных парящих полыней: за водой пришли.
Чтобы сократить путь через Неву, спустились на лед.
Похожий издали на куль тряпья, сидел у маленькой лунки рыболов. Володя пригляделся: ведь это дядя Коля-капитан!
— Клюет? — спросил Володя.
— Кати, кати своим фарватером, — буркнул рыболов. — Вначале про клев, а потом: дядя, дай рыбку. Человек уже пятьдесят подходило. — Он внимательно вгляделся в лицо Володи. — Иди, иди.
Он не обиделся, нет…
Они пересекли Неву и поднялись на набережную возле вмерзшего в реку крейсера. Грохот его орудий и орудий других кораблей Балтийского флота, палящих по далеким позициям врагов, уже стал привычным в жизни города. Они шли очень долго. По набережной Невы, мимо Исаакия, Мариинского театра, Никольского собора, потом — по бесконечно длинному Международному проспекту. Чем ближе к окраине города, тем становилось оживленней. Впереди показались надолбы и ежи, сваренные из рельс. В надолбах был узкий проход.
— Назад, назад. Куда тащитесь?! — закричал им низенький боец в белом полушубке, когда они подошли к надолбам. — Дальше ходу нету. Фронт. А ну, вертайтесь…
— А у нас разрешение райисполкома, — сказала мама.
— Что же, — сказал, сворачивая мамину бумагу боец в белом полушубке. — Двигайте во-он к тем развалинам. Когда остановят, скажите: к лейтенанту Пургину…
«Пургин! Неужели он?» — обрадовался Володя и уверял себя: он. Конечно, он. Фамилия редкая… И торопился, готов был бежать, но мама и в особенности Ник шли слишком медленно, время от времени их останавливали и показывали, куда идти дальше.
В блиндаже лейтенанта Пургина, устроенном в подвале здания, было тепло. Двухэтажные нары, на верхних спал бородатый красноармеец и раскатисто храпел; посередине блиндажа — стол, раскаленная докрасна печка.
Лейтенант Пургин, дымя «козьей ножкой», читал мамину бумагу, а Володя глядел и глядел в лицо Пургина: не узнал. Ник топтался возле лейтенанта и торопливо, будто опасаясь, что его перебьют, рассказывал.
— На нейтралке валяются несколько туш — проворчал Пургин, укачивая забинтованную руку. — Но никого с вами послать не могу.
— И не надо! — замахал на него руками Ник.
— Туши — как чугунные…
— А у нас — пила!
— Если я кого с вами пошлю и что с бойцами случится, мне под трибунал. Каждый боец на счету.
— Ради бога! Мы сами.
— Сами, сами, — пробурчал Пургин, кривясь. Позвал — Валька! А ну, сваргань нам кипяточку. И разыщи Кононова. — Пургин встал, остановился напротив Володиной мамы. — Подрывника пошлю вперед. Рванет он тушу, а уж разделывайте вы ее сами. Ох, рука ноет. А санитара убило сегодня…
— А вы меня не узнаете? — спросил Володя. — Помните: вечер в школе… «Мы шли под грохот канонады…»
— Волков? Ну да! — Лицо Пургина дрогнуло в улыбке.
— Покажите-ка мне вашу руку, — сказала мама и стала ее разбинтовывать.
До ночи, когда можно будет, как выразился Пургин, «шурнуться на нейтралку», было еще далеко. Ник пристроился в уголке блиндажа на брошенные прямо на пол матрацы и спит. Володя лег рядом. «Фьялка. Куда ты пропала? Фьялка, — бубнил в противоположном углу блиндажа телефонист. — Фьялка, я — Незабудка. Фьялка, докладывайте обстановку. Так. Слушаю».
Володя закрыл глаза. Как тепло. Тихий говор: это мама с Пургиным. Бурный храп. Жизнь…
…Ярко светила луна. Казалось, будто распаленный лунный свет серебристыми струйками лился с неба и растекался по холмам и полям, лежавшим впереди окопа, и по проволочным заграждениям. За проволокой сухо ахнуло, и Володя увидел, как посредине поля взметнулся белесый столбик снега. И тотчас с немецкой стороны застучал пулемет, в небе полыхнули одна за другой несколько ракет. Огненная трасса прошила где-то морозный воздух, и пули, как гаснущие искры, упали где-то далеко в тылу позиции. Послышался шорох. В окоп кулем свалился боец в белом халате.
— Что так долго? — спросил Пургин. — Нашел коняшку?
— Нашел. Рванул… Выковырнуло его изо льда, — ответил боец. Пули вдруг прошлись по краю окопа, и посыпались куски смерзшейся земли. Ярко-желтая ракета вспорхнула в небо.
На пути из Бодайбо в Иркутск гидросамолет попадает в грозу. Полыхают молнии, машину кидает из стороны в сторону, крылья раскачиваются, точно фанерные листы. Падают обороты двигателя, командир принимает решение сбросить груз и вдруг видит направленный на него пистолет… В основе повести «Отцовский штурвал» лежат реальные эпизоды, связанные с повседневной работой авиаторов, героическими традициями сибирских пилотов. Сергей Жигунов по примеру отца становится летчиком и продолжает трудное, но необходимое для таежного края дело.
В книгу известного сибирского прозаика Валерия Хайрюзова «Точка возврата» вошли повести и рассказы, посвященные людям одной из самых мужественных профессий — летчикам. Каждый полет — это риск. А полет над тайгой или тундрой — риск вдвойне. И часто одной отваги и решимости бывает мало. А лететь надо. В любую погоду, в любое время года. Потому что только от них зависит, выживет ли в зимовье тяжелобольной, получат ли продукты отрезанные пургой буровики, спасутся ли оленеводы от разбушевавшейся огненной стихии и… встретятся ли двое, стремившиеся друг к другу долгие годы?..
Новая книга известного писателя-сибиряка Валерия Хайрюзова – это яркая, объемная, захватывающая и поразительная по своей глубине панорама жизни сибирской глубинки.Герой повести «Болотное гнездо» Сергей Рябцов, отслуживший срочную и успевший получить «печать войны» в Афганистане, возвращается в родные места, в притаившийся среди иркутских болот, богом забытый поселок, – и узнает, что жить отныне ему негде. Родственники решили, что он погиб, и продали дом, в котором Сергей вырос. Неожиданно для себя парень оказывается перед непростым выбором: попытаться вернуть прежнюю жизнь или начать новую с чистого листа?..В повести «Луговой мотылек» люди, вынужденные всеми силами бороться с нашествием прожорливого вредителя, оказываются в ситуации, когда нужно решать, готов ли ты пожертвовать собственным добрым именем ради спасения общественного урожая?А пронзительная, берущая за душу история дружбы и беззаветной преданности собаки и человека в новелле «Нойба» не оставит равнодушным никого!
Иванов Юрий Николаевич родился в 1928 году в Ленинграде. После окончания института уезжает на Камчатку. По роду своей работы много ездит по полуострову, часто встречается с камчатскими охотниками, оленеводами, рыбаками. Впечатления от этих встреч легли в основу его первых рассказов и очерков, которые публиковались в местных газетах, а также в журналах «Огонек», «Вокруг света», «Нева».В 1957 году Ю. Н. Иванов переезжает в Калининград, где последние несколько лет работает в научно-исследовательском институте рыбного хозяйства и океанографии.
В новую книгу «Почтовый круг» молодого иркутского писателя. командира корабля Ан-24, лауреата премии Ленинского комсомола вошли повести и рассказы о летчиках гражданской авиации, в труднейших условиях работающих на северных и сибирских авиатрассах. Герои книги — люди мужественные, целеустремленные и по-современному романтичные.
В популярной форме излагаются история возникновения и сущность православия, рассмотрены его таинства и обряды, обычаи и праздники, а также современная культура православия.Для широкого круга читателей.
Две маленькие веселые повести, посвященные современной жизни венгерской детворы. Повесть «Непоседа Лайош» удостоена Международной литературной премии социалистических стран имени М. Горького.
О соперничестве ребят с Первомайской улицы и Слободкой за Титов пруд.
Повесть «Федоскины каникулы» рассказывает о белорусской деревне, о труде лесовода, о подростках, приобщающихся к работе взрослых.
Рассказы о нелегкой жизни детей в годы Великой Отечественной войны, об их помощи нашим воинам.Содержание:«Однофамильцы»«Вовка с ничейной полосы»«Федька хочет быть летчиком»«Фабричная труба».
Сборник состоит из двух повестей – «Маленький человек в большом доме» и «Трудно быть другом». В них автор говорит с читателем на непростые темы: о преодолении комплексов, связанных с врожденным физическим недостатком, о наркотиках, проблемах с мигрантами и скинхедами, о трудностях взросления, черствости и человечности. Но несмотря на неблагополучные семейные и социальные ситуации, в которые попадают герои-подростки, в повестях нет безысходности: всегда находится тот, кто готов помочь.Для старшего школьного возраста.
В 6-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли пьеса об участнике восстания Костюшко 1794 года Бартоше Гловацком, малая проза, публицистика и воспоминания писательницы.СОДЕРЖАНИЕ:БАРТОШ-ГЛОВАЦКИЙ(пьеса).Повести о детях - ВЕРБЫ И МОСТОВАЯ. - КОМНАТА НА ЧЕРДАКЕ.Рассказы - НА РАССВЕТЕ. - В ХАТЕ. - ВСТРЕЧА. - БАРВИНОК. - ДЕЗЕРТИР.СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГОДневник писателя - ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ТУРЬЕ. - СОЛНЕЧНАЯ ЗЕМЛЯ. - МАЛЬВЫ.ИЗ ГОДА В ГОД (статьи и речи).[1]I. На освобожденной земле (статьи 1939–1940 гг.). - На Восток! - Три дня. - Самое большое впечатление. - Мои встречи. - Родина растет. - Литовская делегация. - Знамя. - Взошло солнце. - Первый колхоз. - Перемены. - Путь к новым дням.II.