Роль грешницы на бис - [54]

И вдруг Кис похолодел. Воспоминание пронзило его ясным и мгновенным, как молния, видением: вот он два дня назад, извинившись перед актрисой, набирает свой домашний номер, вот он говорит с Юлей, давая инструкции по поводу одного клиента, а вот он….

А вот он произносит эту фразу… Противным таким, строгим учительским голосом: «Юля, надеюсь, вы не забыли запереть дверь?»

Кис говорил, стоя у окна, через дверь его услышать было практически невозможно – он проверял.

Это могла слышать только Алла Измайлова. Только она.

Кис посмотрел на лежащий перед ним коричневый плотный конверт. И решительно разрезал его.

* * *

«…Тупоумный солдафон, он, кажется, и впрямь влюблен. Прислал мне письмо, вот самый замечательный кусок: «Любовь скребет мою душу, как скребком коня». Браво, Тимоша, пятерка по литературе! Сегодня сказала ему: «Какой у вас изысканный стиль!» Он долго смотрел на меня, пытаясь сообразить, издеваюсь я или всерьез. Право, он меня даже развлекает.

* * *

…П. и С. сговорились, что мой творческий вечер в Доме кино пройдет первым в новом году. С. тоже своего не упустит, будет строго сидеть и делать вид, что все это благодаря моему таланту, а он лишь скромный режиссер… О, скромность украшает! Скромность провоцирует в людях горячее желание кинуться с восторженными заверениями: нет, нет, нет! Вы гений, гений, гений! Вы тот самый, благодаря которому блещет талант Аллы, вы тот ювелир, который… И прочая чушь собачья. Мужчины понесут цветы великой актрисе, а девушки – великому режиссеру… И никто не заподозрит, что он еще более великий актер…

* * *

…Г. молил поехать на дачу кататься на лыжах. С. согласился. В последний момент с ним приключилось недомогание, конечно же. Кто бы думал иначе! Он меня снова подставил.

Г. говорил, что будут гости. Однако никого не было. Набросился на меня прямо на пороге, едва закрыв дверь. Я возмутилась, чем, разумеется, только еще больше его распалила. В постели он такой же дубина, как и в жизни. Было противно и скучно.

* * *

…О. устроил прокат нового фильма по высшему разряду. С. собирает нектар. Через месяц едем в Италию… Рим, Флоренция, Венеция… Потом во Францию, в Париж! Есть хоть какие-то радости в этой жизни.

* * *

…Г. взбрела на ум фантазия, чтобы за ужином я оделась как Гелла… Или надо сказать: «разделась, как Гелла»? Одним словом, в фартучке на голое тело. Не подозревала такой фантазии у финансового работника. Для него это пик эротизма, по всей видимости.

Мне был приготовлен сюрприз: ужин оказался не на двоих. Когда я вошла в «костюме Геллы», то увидела небольшую компашку избранных… Наверняка не Герина идея: слишком туп для такого изыска. В первый момент чуть не бросила в эти морды поднос с шампанским. А потом подумала: зачем? Что это изменит? Все, можно сказать, «свои»… Мне падать дальше? А разве есть «дальше»?

Одеться не дали, так весь ужин и сидела в фартучке. Под конец Г., совсем пьяный (а кто из них был трезв?), разделся и заявил, что он будет боров, которого должна оседлать прекрасная Гелла. С. ему разъяснил, что не Гелла, а Маргарита – не зря в академики метит, образованный! – и предложил выступить в роли борова сам, потому что такая прекрасная Маргарита, как я, не должна сидеть на таком гнусном некультурном борове, как Г. Какие же кретины, бог мой… Я даже не стала им говорить, что на борове летала Наташа…

И. заметил, что на Маргарите даже фартучка не было, и предложил мне от него избавиться. Я «костюм Геллы» отстояла. И. тоже выдвинул себя на роль борова.

…Мне это надоело, и я предложила им встать на четвереньки рядом и комсомольцу велела присоединиться, сказала, что у меня будет тройка из трех рыл. Смеялись, ублюдки, как будто я пошутила. Я их «запрягла» – надела каждому на шею галстук, натянула и за отсутствием плетки отходила все три голые задницы ремнем из чьих-то брюк. Эти недоноски были счастливы и сладострастно стонали. П.П., глядя на эту сцену, орал: «Ведьма, ну чисто ведьма!»

…Т. пожирал сцену завистливым взглядом, не смея шелохнуться, – он один остался одетым, и я в очередной раз удивилась, что делает этот армейский до мозга костей человек в киношной среде, где был давно и прочно своим и имел вес по неизвестным мне причинам. Я ему крикнула, поигрывая ремнем: «Хочешь, и тебя отхожу?» Он колебался, но отказался. Наверняка из-за присутствия остальных – наедине он бы еще и не на то согласился, идиот. «Как хочешь, – не стала настаивать я. – Давай пробьем фильм по Булгакову?» Он, дубина, подполз на коленях, прижался к моей голой спине и выдохнул сладострастно: «Для тебя, богиня, все, что хочешь! Только, боюсь, Булгакова вряд ли получится…»

«А ты попробуй», – холодно сказала я Т. и отпихнула его от себя. Он снова приполз и предложил быть кучерским сиденьем… Остальные зашумели, выражая готовность дружно помочь пробить разрешение. Особенно если я еще их отстегаю… Г. даже поймал кончик ремня и поцеловал его… Мерзость, однако, какая…

…Как ни дикой кажется мысль, а все же у меня такое впечатление, что даже половой акт приносит им меньше удовольствия, чем унижение…

(На полях была приписка другим цветом: «