Роль грешницы на бис - [35]

– Она не захотела рассказывать. Знаю только, что там описаны ее отношения с целым рядом мужчин, занимавших крутые посты во времена ее молодости.

– Иными словами, с бывшими випами?

– Да, причем почти все до сих пор ими и являются. И пятеро из них убиты. Но Измайлова клянется, что ей не известно ничего, что могло бы послужить сегодня поводом для их устранения.

– Ты ведь, Алеша, имеешь обыкновение не доверять чужому мнению и составлять собственное о предмете!

– Не могу же я заставить женщину рассказывать о вещах, при воспоминании о которых она краснеет, как школьница! Как я, по-твоему, должен у нее выпытывать подобные признания? Возможно, в ее дневнике имеется ценная информация, уцелевший том у меня, но… Я обещал к нему не прикасаться.

– Понять не могу, как ты только ухитряешься зарабатывать деньги со своей патологической честностью? Это нонсенс! Деньги и честность – две вещи несовместные, ты в курсе?

– Честность – это не только мой врожденный дефект, за который ты ко мне питаешь необъяснимую слабость, но и товар, – отшутился Кис. – Люди мне платят, потому что доверяют. А доверяют, потому что я держу слово.

– Слушай, ну ты сказал! «Честность – это товар»! Зеленею от зависти! Можно, я у тебя эту фразу стащу?

– Бери, воришка, плагиаторша, вечно ты норовишь устроить свои дела за мой счет… – проворчал Кис.

…«Бестселлер», как сказала Александра… Почему нет? А вдруг и впрямь какой-нибудь Катин ретивый студент-сокурсник (или ее любовник, друг, бойфренд, как нынче говорят) решил поживиться за счет актрисы? Диссертацию написать о жизни и творчестве? Книгу выпустить со скандальным душком и бабки хорошие заработать? Но покушение – при чем тут оно? Ну, блин, история, ничего не связывается…

* * *

– Цветик, а когда ты совсем большая будешь, ты женишься?

– Надо говорить: «замуж выйдешь». Это мужчины женятся.

– Ну, выйдешь замуж… Да?

– Наверное.

– А ты тогда будешь с мужем жить?

– Ну да.

– Не со мной?

– Ну, нет.

– Я не хочу, чтобы ты женилась! Или забери меня с собой!

– Вот глупый же какой! Да ты ведь тоже вырастешь, полюбишь девушку и женишься!

– А она меня будет любить?

– Конечно.

– Как ты?

– Как я. Спи.

* * *

На следующий день в два часа пополудни, как ему было назначено Измайловой, Кис явился в квартиру на Тверской для встречи с Катей. Кроме того – или важней всего, – актриса обещала ему список всех випов, с которыми у нее имелись близкие отношения в те годы. Вопросик его был тот еще, Алексей вполне отдавал себе отчет, что он не просто неделикатный, а и совершенно беспардонный. Но, не имея пока возможности установить, связаны ли смерти випов с Аллой Измайловой, он не имел права сбрасывать такую вероятность со счетов. А следовательно, бывшим любовникам актрисы необходимо сейчас уделить самое пристальное внимание… И усилить их охрану.

Однако встречен он был Ирочкой, которая сообщила, что Алле Владимировне неможется, в силу чего она к детективу не выйдет. Просила извинить.

– Список! – почти вскричал Кис. – Она должна была подготовить для меня список!

– Какой? – невозмутимо поинтересовалась Ирочка.

– Она знает, – отпарировал Кис.

– Сейчас спрошу, – пожала плечами Ирочка и направилась в спальню Измайловой.

Вышла она оттуда через минуту:

– Недомогание не позволяет Алле Владимировне сейчас писать. Обещала завтра.

Чертыхнувшись про себя, Кис направился в гостиную, где его ждала секретарша Измайловой.

Катя оказалась девицей весьма разбитной и уверенной в себе. Высоченная и худющая, как макаронина, она была довольно миловидна: аккуратный носик, маленькая родинка над немного вздернутой верхней губой, русые волосы, местами выгоревшие (или подкрашенные?) до льняных, – но при этом совершенно не женственна. Широкие штаны, едва державшиеся на выступающих костях чересчур узкого таза; короткая рубашка то и дело выбивалась из-под грубого мужского ремня, небрежно застегнутого, приоткрывая то там, то сям загорелую кожу; размашистые жесты, крупные шаги, никакого кокетства, но вызывающая раскованность. Кажется, такой стиль и называется унисекс? Это когда не поймешь, какого оно полу? Какого бы оно ни было полу, оно вело себя довольно нахально. По-мужски заложив ногу в незашнурованной кроссовке на колено, Катя смотрела на детектива с насмешливым превосходством, сложив при этом губы так, как если бы она собралась послать детективу воздушный поцелуй. Раскованная манера унисекс довольно неожиданно сочеталась с провокационной сексуальностью. «Вежливая, но без излишеств, без фальши», – вспомнил он характеристику, данную Измайловой Кате. Вот уж да, излишеств тут и не намечалось! О фальши и не говорим: исключительная, сражающая наповал естественность! «Держится уверенно – но не нагло; проста в поведении – но не развязна»… Угу, остановилась, можно сказать, на пороге. Странно, что Измайлова назвала это чувством собственного достоинства…

Хотя… В Катиной манере себя держать было много самоутверждения, по-детски откровенный вызов, требующий принять ее индивидуальность, которую она, как умела, подчеркнула при помощи моды, – но в ней действительно не было хамства. Она хотела понравиться и вполне открыто предлагала себя оценить во всей своей модной нестандартности, но в ней не было агрессивности, она не навязывалась, не принуждала. Наверное, это оно и есть: чувство