Роковые поцелуи - [17]

Женевьева удовлетворенно улыбнулась и направилась к двери.

– Уже любовное письмо, дорогая? Как мило. – Она нахмурилась. – Надеюсь, не от кого-нибудь из этих женатых негодяев? Остерегайся эт…

– Нет, – перебила ее Элеонора, – нет, оно не от женатого негодяя. – Она приложила руку ко лбу, как будто ее мучила головная боль. – Прошу вас, тетя, поверьте, я здесь не для того, чтобы найти мужа. Я приехала, просто чтобы обрести покой. «Покой, который свершившееся возмездие даст семье, мечтающей о нем так долго».

Женевьева понимающе кивнула.

– Конечно, конечно, дорогая. Я уверена, что в замке Дюпейре ты найдешь то, что ищешь. – Дверь за ней закрылась.

Элеонора бросилась на кровать, сжимая в руке нераспечатанное письмо. Во рту у нее еще остался слабый вкус апельсина. Какая же она дура! Встреча с Д'Ажене в беседке была всего лишь очередной партией в начатой ею смертельной игре, но она ярко помнила все то, что ей хотелось забыть, помнила все слишком отчетливо, как ни старалась забыть, а ведь именно этого и ждал от нее граф.

Она подняла глаза. На шелковом пологе кровати красовалась живописная сцена: смущенная лесная нимфа, убегающая от сатира. Она и Д'Ажене? На заднем плане была изображена другая пара: смеющаяся нимфа, убежавшая от своего преследователя.

Как она завидовала этой нимфе! Она взглянула на часы, стоявшие на каминной доске, – фарфоровую статуэтку Артемиды, побеждающей своего дерзкого возлюбленного. Она перевела взгляд на письмо, зажатое в руке. «Каким должен быть мой ход, Д'Ажене? Ты думаешь, что это игра, но это – дуэль». Она сощурила глаза и провела уголком сложенного листа по нижней губе. «Дуэль…»

Она приподнялась на локте. В голове у нее зазвучал громкий голос ее брата Кристофа: «Отвлекающий удар и отступление, Эл! Отвлекающий удар и отступление. Заставь врага подойти поближе».

Она горько рассмеялась. Ей определенно удалась та часть, что была связана с «отступлением». «А теперь, – подумала она, скользя пальцем под печать и ломая ее, – только бы справиться с отвлекающим ударом».

Она развернула плотный лист белой бумаги. На колени посыпались лепестки дамасской розы. Их аромат наполнил комнату. Лист был чистым – за исключением изящной буквы «А» в правом нижнем углу.

«Touche, – подумала она, – но это еще не первая кровь, Д'Ажене. Такая честь выпадет мне».

В замке Дюпейре было двое клавикордов, и Ахилл прошел через несколько залов ко вторым. Первые, сделанные в Германии, стояли в большой музыкальной комнате, обычно шумной, заполненной флиртующими мужчинами и женщинами, в комнате, которую, как он знал, венгерская графиня по возможности избегала.

Приблизившись к украшенной витражами двери, граф услышал звуки незнакомой мелодии. Он повернул ручку и вошел, не пытаясь казаться незамеченным, но и не привлекая к себе внимания. Он никогда не изменял своей привычке отдаваться воле Судьбы; он относился к ней, как к любой смертной женщине, потому что подарки Судьбы были дорогими, редкими и зачастую интригующе неожиданными.

Комната была слишком мала для замка, а благодаря ширме, отгораживающей аккомпанирующих музыкантов, она казалась еще меньше. Ахилл сел на ближайший стул, намереваясь послушать игру графини Баттяни. Он наблюдал, как она внимательно смотрит в раскрытые перед ней ноты. Заметив вазу с розовыми лепестками, стоявшую на клавикордах, граф удивленно поднял бровь. Должно быть, она посылала за ними слугу, чтобы добавить к тем, которые он прислал. Этот жест не говорил ни о ее излишней скромности, ни о сентиментальности, и это порадовало его больше, чем ему того хотелось.

Фальшивая нота заставила Элеонору остановиться. Она склонила голову набок и повторила фразу более медленно. Несмотря на то, что она разучивала новый отрывок, ее пальцы двигались быстро и уверенно. Она повторяла его снова и снова, каждый раз увеличивая скорость, пока ей не удалось исполнить его в темпе аллегро, в котором он и был написан. Затем без всякого перехода она заиграла все еще раз с самого начала.

Это был отрывок, которого Ахилл не слышал раньше, но стиль показался ему знакомым. В голове мелькнула догадка: скромная графиня, должно быть, имела связи с далеко не таким скромным двором Вены, где Бонни служил придворным музыкантом. Он нахмурился, подумав о том, что еще не все фигуры расставлены на их игральной доске.

Еще одна фальшивая нота.

– Ну вот! – воскликнула она и повторила несколько последних тактов экстравагантной и чрезвычайно трудной концовки «Ступени к Парнасу» Фукса. Закончив игру, ее руки взмыли в воздух. – Видите, мистер Бонни, я могу сыграть несколько отрывков.

– Готов поспорить, что больше, чем «несколько», – сказал Ахилл и с удовлетворением увидел, как она вздрогнула от неожиданности. Она не подозревала, что он здесь. Прекрасно. Женщина, которая способна настолько увлечься музыкой, может со временем увлечься и им. Хотя бы ненадолго. – Мадам, ваша игра талантлива и вдохновенна, – добавил он. – Два качества, которые я особенно люблю.

Графиня поднялась со стула и встала рядом с клавикордами, положив одну руку на инструмент, словно певица, собирающаяся исполнить сольный концерт.