Роковой мужчина - [33]

Мы отправились в какой-то мексиканский ресторанчик в Венеции. Машину вела она. Она же съела и свою порцию, и мою. Она пыталась развеселить меня шутками и сама расплатилась. Затем отвезла меня домой – к себе домой. Это было очень странно – не скрываясь, оказаться там, где я побывал как шпион, тайный лазутчик, не более суток назад. То, что накануне я делал тайком, сейчас Она сама предлагала мне. Смерть Фелисити в каком-то смысле открыла передо мной двери.

Я слишком устал, чтобы полностью оценить это чудо. Мои глаза были закрыты, пока она вела машину по Бенедикт-Каньон и Ла-Сьело. Я дремал. Когда я проснулся, мы были уже на месте, у подъезда опасного дома. Полусонный, я поднялся за ней по ступенькам. Я сидел в кресле в ее спальне. Меня обволакивало мерцание свечей. Мне страшно хотелось пить. Пока она ходила за водой, я вспомнил мотылька, сгоревшего в пламени.

Затем я оказался в ее кровати – или на ее кровати? Все происходящее казалось причудливой сказкой. Может быть, я проспал сто лет? Она склонилась надо мной. Я был с женщиной, которая занимала мои мысли многие дни или недели. Моя мать убита – может быть, моей подружкой. Я просто не мог собраться с мыслями. Нужно было выспаться.

Я не думал о том, чтобы заниматься любовью с этой женщиной. Мысленно я то и дело совокуплялся с ней, но сейчас она была мне доступна. Как ни странно, я ощущал облегчение. Смерть Фелисити потрясла меня, но я чувствовал, как будто сбросил с плеч тяжкий груз. Мне казалось, что я провел годы под гипнозом, в порабощении, и только теперь вышел на свободу.

Пока я еще был способен думать, я снова спросил ее, не была ли она в Артезии, Нью-Мексико, в отеле «Сьерра» в последнее воскресенье… Она ответила: «Нет», посмотрев на меня так, как будто я бредил. Может быть, так оно и было.

Она начала раздевать меня. В этом не было особой чувственности – просто один человек помогал другому. Сейчас, в последних лучах дневного света, ее спальня выглядела опрятнее. Она сняла с меня одежду и носки. Оставшись в одних трусах, я откинулся на спину.

Рядом с моим лицом оказалась маленькая сатиновая подушка, издававшая странный запах. Тут же была и нормальная подушка с вышивкой, вероятно, сделанной в те времена, когда было модно вышивать на подушках небольшие изречения, но это изречение звучало мрачно: «Жизнь можно понять, только оглядываясь назад». Урсула нагнулась надо мной и гладила меня по лбу. Затем поцеловала, нежно и с любовью. Это был самый прекрасный поцелуй, который я когда-либо получал. Он тянулся и тянулся, необъятный, как море, и я медленно погрузился в сон. Последнее, что я смутно помню – голос Урсулы, тихо произносящий: «Теперь все будет хорошо. Я с тобой. Наконец-то мы вместе. Ты – мой».

Часть вторая

НАБЛЮДАЯ…

Мое увлечение Мэсоном Эллиоттом началось со взгляда, с живой картины. Я должна была встретиться с двумя знакомыми около бассейна на крыше отеля «Бель Аж», в Уэст-Голливуде. Было шесть часов вечера. Бассейн покидали последние посетители. Под аккомпанемент музыки, доносившейся из отеля, слуга собирал мокрые полотенца и бокалы из-под коктейля. Я сидела за столом, курила, читала стихи и ждала.

Я не заметила, как он вошел в воду. В первый раз я увидела его, когда он плыл под водой. Солнце шло на закат. Две трети бассейна было освещено, одна треть находилась в тени. Его тело скользило под волнующейся голубой поверхностью воды. Его кожа, казавшаяся на свету очень бледной, в тени становилась темнее. Он пробыл под водой несколько минут. Я начала волноваться и смотреть на часы. Должно быть, глядя на них, я мысленно растягивала время, чтобы эта картина успела запечатлеться в памяти.

Наконец, он вынырнул на поверхность. Откинув назад черные волосы, встал на мелком месте, где вода доходила ему до пояса. У него было обыкновенное, покрытое мягким загаром, не слишком мускулистое тело, оставившее у меня чувство удивительной нежности. Глядя на его худощавое лицо, я заключила, что ему лет тридцать, хотя его тело выглядело моложе. Вылезая из бассейна, он, казалось, задумался. Он не смотрел в мою сторону. Да и с какой стати? Он подошел к креслу, где оставил свою одежду. Красивые ноги, узкие бедра, маленькие ягодицы, хорошо различимые под белыми плавками, прилипшими к коже.

Черные волосы на ногах и спине казались узором на срезе дерева. В нем не было ни малейшего намека на агрессивность.

В сущности, в его облике не было ничего особенно замечательного. Но все же он обладал неуловимой красотой. Красотой? Нет, никакого нарциссизма в нем не было. Он был один и не подозревал, что кто-то наблюдает за ним. У зрителя не создавалось впечатления, что он кому-то принадлежит. Закутавшись в длинный черный купальный халат, он внезапно стал выглядеть по-другому – выше ростом и отчужденнее. Он разглядывал панораму тонувшего в дымке города, и я решила, что его окутывает какая-то тайна. Мне казалось, что он – путешественник, только что прибывший из какой-то далекой страны, чтобы исследовать новую землю.

Он ни разу не взглянул на меня. Это было немного странно, потому что он мог почувствовать на себе мой неотрывный взгляд. Я не чувствовала особенного сексуального желания, просто смутный интерес к нему.