Роковое наваждение - [23]

Наоми рассмеялась в голос. Этот невероятно мужественный и властный мужчина сидел с ней за одним столом и откровенно рассказывал о том, как в детстве считал себя девочкой и был невероятно огорчен, узнав правду. Уморительная история. Андреас смотрел на нее притворно мученическим взглядом.

– Ну, давай, смейся. Мои сестры тогда несколько дней помирали со смеху. И с каждой стадией, которую я проходил после шокирующего разоблачения, веселились еще больше.

– Это какие же стадии?

– Обычные – неверие, злость, сомнения.

– Сомнение?

– Я думал, что, возможно, могу что-нибудь сделать, чтобы остановить преображение и даже повернуть его вспять. – Она с новой силой разразилась смехом, он притворно тяжело вздохнул. – Смейся, сколько хочешь, но тогда я был просто раздавлен, чувствовал себя преданным, когда узнал, что это нельзя изменить.

Как же хорошо для нее. Или не очень. Он чувственный мужчина, и это стоило ей шести лет жизни, а возможно, станет источником мучений на всю оставшуюся жизнь. Но даже такие мысли не могли заставить ее перестать смеяться.

– Ты тогда был совсем маленьким.

– Мне было шесть лет. И только через год я смог принять мою ужасную участь.

Дальнейшая беседа протекала легко и непринужденно. Ханна изредка что-то говорила, в основном с явным удовольствием наблюдала за ними и, как могла, развлекала Дору.

Андреас с ними за одним столом. Разговаривает. Ничего необычного. Наоми приходилось напоминать себе, что он держал ее на расстоянии, когда они были в отношениях, и никогда открыто и приятно с ней не разговаривал. Но по окончании ужина было сложно не признать, что существует и другой Андреас. Таким он был настоящим? Если так, почему долгие годы скрывался за маской холодного равнодушия? Почему его ледяное сердце растаяло? Причина явно не в ней, она никогда не видела его таким. Оттого что он открылся совершенно с другой стороны, ее состояние только ухудшалось. Она боролась с желанием прижать его руку к горящим щекам или изнывающим от возбуждения грудям. Он смотрел на нее так, что становилось ясно, ему это хорошо известно, но он решил не реагировать, ни разу даже мимолетно к ней не прикоснулся.

– Я думала, ты уже уехал.

Ее раздирали противоречивые чувства, которые она испытывала в его присутствии, хотелось, чтобы он ушел. Ради Доры. Но, едва подумав о том, что он уедет, не попрощавшись, после ночи вместе, она чувствовала острую боль.

Андреас поблагодарил Ханну за крем-брюле.

– Я останусь на какое-то время.

Ханна заинтересовалась:

– И как надолго?

– Это зависит…

– От чего?

– От того, насколько быстро я смогу уладить здесь свои дела.

– А если не получится?

– Я посмотрю, как будут развиваться события. И тогда изменю свои планы.

Легкая беседа продолжилась, но на этот раз Наоми было трудно в ней участвовать, мучили мысли о том, что он может уехать и она останется наедине с всепоглощающим желанием. Они перебрались в гостиную выпить кофе. Кошки немедленно поспешили забраться к Андреасу на колени, но малышка Дора быстренько их растолкала и заняла их место. Животные принимали ее за детеныша в семье, взрослые умные создания, и сразу отступили, хотя и с явным недовольством. Ушли недалеко, расположились на диване по обе стороны от Андреаса и принялись приглаживать шерстку, растрепавшуюся после переполоха с Дорой. Девочка, лепеча, требовала отдать его телефон и пряжку на ремне и захныкала, когда он отказался подчиняться. В голосе Андреаса не было ни капли раздражения. Его стойкость удивила Наоми, ведь Дора вела себя крайне раздражающе. Возможно, это даже хорошо, ведь теперь он сможет почувствовать, какую ответственность пытается на себя взвалить в качестве опекуна малышки. Он не раздражался, хотя и не пытался задобрить Дору, явно давая понять, что она не получит эту или любую другую вещь, чтобы ее разобрать или взять в рот, потому что у нее режутся зубки.

Дору заинтересовали бронзовые волосы на его груди, и она решила проверить, хорошо ли те закреплены. Ситуация приобрела опасный поворот. Андреас остановил ее предельно аккуратными движениями, малышка недовольно скривила губки.

– А ты требовательная кроха, не так ли? И первоклассный манипулятор.

Дора снова попыталась схватить его за волосы, Наоми поспешила забрать ее. Андреас остановил ее. Наоми хотелось положить этому конец, потому что Дора начала всерьез плакать, когда Андреас удерживал ее маленькие ручки. Она была уверена, что его методы убеждения на детях не сработают. Дора раздраженно капризничала, взгляд Андреаса был спокойным и непоколебимым. Потом он тихим вкрадчивым голосом, больше похожим на шепот, сказал:

– Вот как мы поступим, Доротея. Это мои волосы, и они останутся у меня на груди. Нехорошо расстраиваться, когда ты не можешь получить то, что даже не должна была просить. Но я обещаю, когда ты захочешь то, что я смогу тебе дать, обязательно это получишь. Согласна?

И чудо чудное! Капризное выражение пропало с лица Доры после того, как он спокойно объяснил ей ситуацию, будто договаривался со взрослым человеком. Малышка, кажется, приняла его условия, громко восторженно вскрикнула, словно и не была расстроена мгновение назад. Уткнулась личиком в сильную грудь, которую только недавно атаковала, и стала мило тереться об нее. Андреас даже не пытался ее обнять, как поступил бы любой другой человек на его месте. Но Дору, кажется, это не волновало. Уже через пару мгновений она радостно улыбнулась и снова занялась своими делами. И хотя ситуация спокойно разрешилась без ее вмешательства, Наоми чувствовала, что ей необходимо что-то сказать.