Роковое наследство - [2]

Чаще всего предметом его издевок была недостаточно высокая, как он считал, плодовитость рода Медзенга — в котором поколении там рождался лишь один ребенок. Возразить против этого Медзенге было нечего, и он молча сносил насмешки ненавистного соседа.

А у Бердинацци, наоборот, дети плодились как кролики — трое сыновей и дочь родились уже здесь, в Бразилии. Это обстоятельство позволяло Медзенге иногда покусывать соседа:

— На твоих грязнуль уходит слишком много воды. Если ты вздумаешь завести еще хотя бы одного, мой ручей не выдержит — пересохнет.

— Я бы сам с огромным удовольствием засыпал его землей и завалил камнями, да не могу остаться без воды. Но придет час, и уже не я, а ты будешь выпрашивать у меня каждую капельку, чтобы обмыть зад своему единственному отпрыску, — отвечал Бердинацци. — Запомни, когда-нибудь этот кусок земли будет моим!

Пытаясь осуществить свою угрозу, он не раз обращался к местным властям, но спорный участок по закону принадлежал Медзенге. И воздействовать на него представители власти могли только увещеваниями: дескать, продай Бердинацци хоть небольшую часть земли, по которой протекает ручей, и живи спокойно, не трать силы на извечную войну.

— Я же не запрещаю ему брать у меня воду, — резонно замечал Медзенга. — А земли моей он не получит ни за какие деньги!

Тогда Бердинацци, разочаровавшийся в открытых методах борьбы, стал действовать тихой сапой: каждую ночь передвигал ограду на небольшое расстояние, чтобы сосед не заметил, как уменьшается его земельный надел. В конечном счете Медзенга подловил его за этим грязным делом и попросту избил.

— Я подам на него в суд! — кричал Бердинацци в таверне, демонстрируя свои синяки.

Но, кроме насмешек, в ответ он ничего не получил: всем в округе надоела нескончаемая вражда двух упрямцев.

А сами они уже так втянулись в противостояние, что без него жизнь бы показалась им скучной и пресной.

По примеру родителей стали враждовать между собой и дети. Особенно в этом усердствовали младшие сыновья Бердинацци — Жеремиас и Джакомо. Вдвоем они частенько нападали на Энрико, не жалея для него тумаков, за что им всегда попадало от старшего брата, Бруну, спокойного мечтательного мальчика, вообще не любившего драчунов.

Энрико Медзенга тоже не слишком любил драться, хотя при случае и мог постоять за себя. Жеремиаса и Джакомо он считал своими врагами, к Бруну же относился с глубоко скрываемой симпатией.

Дочь Бердинацци, Джованна, в мальчишеских драках не участвовала, и братья однажды немало удивились, когда она вдруг приняла сторону Энрико Медзенги.

— Это подло! Подло! Двое на одного!.. — кричала Джованна, обеими руками вцепившись в волосы Жеремиаса и пытаясь таким образом остановить своих братьев-драчунов.

Те завопили как оглашенные, а Энрико впервые взглянул на юную соседку с изумлением и восхищением.

С той поры у них и начался тайный, во многом еще детский роман. Не сговариваясь, они постоянно оказывались в одних и тех же местах, где не было никого, кроме них, и делились своими представлениями о будущей жизни. Фантазия их не простиралась дальше кофейных плантаций, но обоим виделся некий тихий рай без вражды и свар.

Тайные встречи закономерно привели Джованну и Энрико к первому поцелую, а затем и к жарким клятвам в вечной любви.

Романтическое чувство, вспыхнувшее между представителями враждующих сторон, не долго оставалось секретом для окружающих. Медзенга же и Бердинацци, узнав об этом, пришли в ярость и ужесточили контроль за детьми.

Жеремиас и Джакомо теперь не спускали глаз с сестры и открыто угрожали Энрико, Бруну занимал нейтральную позицию, а Мариета Бердинацци — мать Джованны — втайне сочувствовала дочери, которая призналась ей, что любит Энрико Медзенгу.

Несмотря на все запреты, влюбленные продолжали встречаться, и Бердинацци решил положить этому конец, отправив дочь на учебу в Сан-Паулу.

— Там она увидит других парней и поймет, что свет не сошелся клином на этом Медзенге, — рассуждал наивный отец.

* * *

Джованна же поспешила с печальным известием к Энрико и в отчаянии попросила его:

— Придумай что-нибудь! Я не вынесу разлуки!

— Я тоже, — сказал он и предложил выход, казавшийся ему в той ситуации единственным: — Мы убежим с тобой туда, где нас не найдут, и обвенчаемся без благословения родителей.

Джованну это испугало. Она не могла жить без Энрико и в то же время не хотела навсегда порывать с семьей.

— Но надо же что-то делать! — волновался Энрико. Если ты уедешь в Сан-Паулу, я могу вообще потерять тебя.

— На что ты намекаешь? — обиделась Джованна. — Дни и ночи я буду думать только о тебе! Даже представить страшно, как это можно вытерпеть.

— Да, сейчас тебе страшно, а потом ты привыкнешь, рассуждал Энрико, и в нем все сильнее вскипала ревность. — Познакомишься с каким-нибудь красавцем… Нет, нельзя быть уверенным, что ты вернешься ко мне…

— Можно! Можно быть уверенным! — воскликнула Джованна, срывая с себя одежду.

Энрико оторопело смотрел на нее, не в силах пошевелиться и вымолвить хоть слово. А она тем временем — абсолютно нагая — упала в траву и решительно произнесла:

— Возьми меня навсегда!