Роковая связь - [23]

Ноэль

Мы сидим на кровати Сайласа. В доме очень тихо. У него очень маленькая комнатка под самой крышей. Окно выходит на лес. На деревьях уже начали набухать почки. Мы сидим рядом, очень близко, но не касаясь друг друга. Его родители уехали в Канаду смотреть на какую-то овцу. Я пытаюсь себе это представить — как можно отправиться в такую даль ради того, чтобы посмотреть на овцу? Сайлас этого не говорит, но я догадываюсь, что его родители не обрадовались бы, если бы застали меня в своем доме в разгар учебного дня. Потому что сейчас мы должны быть в школе.

Сайлас хочет все мне показать. Он показывает коллекцию бейсбольных открыток и коллекцию дисков. Он показывает свои поезда, которые держит под кроватью, и поясняет, что это серия Н. Я не знаю, что такое серия Н, но мне нравится, что он увлекался поездами. Я смотрю на снимок, где он стрижет овцу. На другой фотографии он принимает у овцы роды. Я долго рассматриваю вторую фотографию, потому что впервые вижу роды. Он мне о них рассказывает. В ожидании этих родов они с отцом целый месяц не расставались с биперами. В одиночку принять роды у овцы невозможно. Когда у овец начинается окот, мать Сайласа не покидает ферму, но одной ей не справиться. Один человек должен держать животное, а второй — извлекать новорожденного ягненка. Сайлас объясняет, что овца могла бы разродиться и сама, но приплод у этих овец слишком ценен, чтобы рисковать им, полагаясь на случай. Качественные здоровые ягнята — источник дохода его семьи. Родители вызывали Сайласа с урока математики, с игровой площадки и с тестирования. Учителя относились к этому с пониманием. Они уважают Сайласа за то, что в его жизни есть нечто поважнее школы. Сайлас говорит, что ему нравится принимать роды, но он не хочет продолжать семейное дело. Они с отцом еще ни разу не обсуждали этот вопрос, но Сайлас знает, чего ожидает от него отец. У Сайласа и его мамы другие планы. Сайлас говорит, что он, возможно, поступит в Вермонтский университет или в колледж Мидлбери. «Хорошо бы в Мидлбери», — говорит он.

Я отвечаю, что хочу поступить в Джуллиард, но существуют и другие музыкальные школы, куда попасть будет легче.

Сайлас показывает мне папку с рисунками животных, над которыми он работал последние три года на уроках изобразительного искусства. Мне они кажутся потрясающими. Тут овцы и собаки, а еще ежи, олени и лошади. Они совсем как живые. Я говорю Сайласу, что он должен стать художником, а он пожимает плечами.

Я всем телом чувствую, как он напряжен. Кровать поскрипывает каждый раз, когда он встает, чтобы показать мне что-нибудь еще. Одна из собак начинает лаять, и Сайлас вскакивает и подходит к окну. Глядя на его спину, я чувствую облегчение, которое испытывает он. «Это всего лишь почтальон», — говорит он, возвращаясь обратно. Я слышу шум машин, спускающихся с холма на въезде в Авери, этот ни на секунду не прекращающийся гул. От него нет спасения даже в деревне.

— Вот, — говорит Сайлас.

Для баскетболиста Сайлас совсем не высокий, но у него Широкие плечи, и он очень сильный. Я убедилась в этом, Наблюдая за его игрой. Когда он ведет мяч, кажется, что он его избивает. Вот уже две недели мы с Сайласом встречаемся в таких местах, где раньше даже не замечали друг друга. В вестибюле после занятий. У двери в столовую. В общем зале. Иногда я вижу его издалека в компании друзей и почему-то сразу понимаю, что он тоже меня заметил, хотя он и виду не подает. Это сказывается на его походке и осанке. Он сразу как будто настораживается.

У Сайласа карие глаза с прозеленью и волосы, торчащие вихрами во все стороны. Поэтому он все время носит бейсболку и снимает ее только в школе на время занятий. Таковы правила. Когда он снимает кепку, волосы у него не оказываются примяты к голове, как у других парней. Они немедленно выпрямляются, и кажется, что они живут своей жизнью. Так я и воспринимаю Сайласа: как человека, живущего своей жизнью.

Он косится на меня и снова отворачивается. Между нами стоит вопрос, что мы будем делать в оставшиеся в нашем распоряжении полчаса.

Мы сидим на кровати в его спальне.

Я хочу этого, и я не хочу этого.

Он хочет этого, и он не хочет этого.

Неожиданно он спрашивает, умею ли я играть в «богл».[13]

Я смеюсь. Мы даже ни разу не поцеловались.

Я в школьном репетиционном зале. Здесь такая кошмарная акустика, что я не понимаю, как это помещение могло стать репетиционным залом. Потолки и окна очень высокие, стены обшиты деревом, как будто здесь раньше была библиотека. Когда я репетирую, все слышно в коридоре, но мне все равно. Играя, я переношусь в другое измерение, где даже в ремя движется не так, как на уроке математики. В эти минуты для меня не существует ничего, кроме музыки.

Я кладу скрипку в футляр и открываю дверь. Сайлас стоит в другом конце коридора, прислонившись к стене. Он не пытается делать вид, что разглядывает развешанные на стене картины, написанные студентами нашей школы. И он не смотрит в сторону.

— Привет, — говорю я.

— Привет, — говорит он.

Он подходит ко мне и берет из моих рук футляр. Я перебрасываю через плечо сумку с книгами. До столовой недалеко, и мне не нужна куртка. Обеими руками я поднимаю вверх волосы и отбрасываю их на спину. Мы оба знаем, что это нервный жест. Сайлас кажется слишком сильным для того, чтобы нести такой маленький футляр. Он идет раскачиваясь и немного расставляя ноги. Под щетиной у него на подбородке прыщики. От него пахнет шампунем.