Роковая перестановка - [68]

Оказалось, что это кладбище. Надгробия были большей частью деревянными, серыми, как камень, или зелеными от лишайника. Одни упали и лежали на земле, другие покосились. Изредка попадались надгробия из мрамора — розового, серого с прожилками, белого. На белом он прочитал имя Александр и даты 1901–1909. На другом надгробии была высечена стихотворная строка, смысла которой Шива постичь не смог, зато его тронули другие, более простые надписи: «Ушел от нас после трех коротких лет» и «Какой поток бурливый отторгнул тебя, Пинто…» Люди, покоящиеся здесь, прожили короткие жизни; самым старым был Блейз, скончавшийся в 1957 году в возрасте пятнадцати лет. Шива почти не сомневался, что набрел на детское кладбище, что на этом древнем погосте похоронены отпрыски семейства Верн-Смитов. Самое раннее захоронение датировалось 1867 годом; самое позднее, если не считать Блейза, — 1912-м. Шива знал, что в тот период детская смертность в Англии приобрела ужасающие размеры, и у него сжалось сердце. Надо же, какие утраты, один умер трехлетним, Александр — восьмилетним. Двинувшись по просеке в обратный путь, он слегка приободрился, сообразив, что теперь у него есть что рассказать остальным, впервые он донесет до них нечто интересное. Эдам наверняка об этом ничего не знает, решил Шива. Эдам же говорил, что никогда не бывал в хвойном лесу.

Предвкушая всеобщее удивление, Шива сказал Эдаму только то, что хочет ему кое-что показать. То же самое он сказал и остальным, когда они с Эдамом встретили их на проселке — те как раз возвращались из Лондона. Позже он радовался, что не объявил о своей находке — о том, что он обнаружил детское кладбище. Было бы трудно загладить свою оплошность.

Вивьен тоже ничего не поняла. Хотя они с ней вышли из разных социальных групп, все же были ближе друг к другу, чем к Руфусу или к Эдаму. Что до Зоси, она просто стояла и смотрела, зажав кулачком рот. У англичан есть давние традиции, вернее, собрание мифов, и Шива никогда не сможет их понять, как не смог понять его отец, несмотря на его хваленую любовь к Англии и восхищение всем английским.

Эдам расхохотался, когда Вивьен отреагировала так же, как Шива — нет, не как Шива, а более эмоционально: горестным вскриком она выразила свое сочувствие опечаленным родителям, претерпевшим такие муки.

— Это все собаки и кошки, — пояснил Эдам. — Кажется, здесь есть и козел с попугаем, но главным образом собаки и кошки.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, — ответил Эдам, а Руфус кивнул. Он тоже просто знал. — Для людей типа Берлендов — это родственники моей двоюродной бабки — вполне естественно хоронить животных на кладбищах.

Вивьен сказала:

— А я еще подумала: как же мало пожили эти несчастные малыши.

— А на самом деле они долгожители, правда? Старый Блейз прожил целых сто пять человеческих лет.

Шива заметил, что глаза Зоси покраснели, как будто она плакала, да и выглядела девушка так, будто вот-вот снова заплачет.

Зоси заговорила тоненьким, детским голоском — эта манера появлялась у нее всегда, когда она расстраивалась.

— Как вы думаете, здесь кого-нибудь еще похоронят?

— Если под «кем-нибудь» ты подразумеваешь животных, то вряд ли. Не могу представить себя в роли хозяина кошки.

— Как же так, Эдам? Неужели ты никого не пустишь в дом? Разве я не смогу завести собаку, если захочу? Или кошку?

Эдам обнял ее, но промолчал. Не исключено, что у Зоси замедленное умственное развитие, думал Шива, когда они шли обратно. Он никогда не видел, чтобы люди вели себя так, как она. То, что она, приехав в Отсемонде в качестве девушки Руфуса — он догадался об этом, — потом перелезла в постель к Эдаму, шокировало его. Не по летам рано погрязшая в пороке девочка-проститутка — вот как он ее воспринимал. Он практически ни разу с ней не общался и, когда они случайно оказывались вдвоем, не знал, о чем говорить.

* * *

— У нее был ребенок, — сказал он Лили. — У этого ребенка родился малыш. Он родился, когда ей еще не исполнилось семнадцати.

— Как печально, Шива. — В голосе жены слышалось легкое осуждение.

— Ну, для малыша все сложилось совсем не печально. Его усыновили. Господи, сейчас ему, наверное, десять. Даже больше. Видишь ли, она была страшной врушкой. Один раз она сказала Вивьен, что отцом ребенка был отчим, а другой — что то ли мальчик из ее школы, то ли учитель из ее школы. Кто знает, где правда? Она разоткровенничалась с Вивьен, которая была как мать для нее и Эдама.

— А разве люди откровенничают с матерями? Я своей никогда не изливала душу.

— Это просто оборот речи, Лили. По сути, она не изливала душу, если половина из сказанного была ложью, правильно? Но было ясно, что она бросила школу, потому что забеременела, а после родов поселилась там, где со своими младенцами живут незамужние девочки до тех пор, пока ребенка не усыновят. Она не вернулась к матери, хотя и собиралась, правда, позже. До того момента, когда Руфус подобрал ее на дороге, она считала, что со временем ей придется жить с матерью, потому что у той больше никого нет.

— Она была больной на голову, — сказала Лили. — Ты всегда говорил, что у нее с головой не все в порядке.