Роковая перестановка - [23]

Будь то фильм, здесь Эдама ждало бы что-нибудь страшное: например, покойник, свисающий на веревке с площадки второго этажа. Естественно, там ничего не было, только слабый запах пыли и сухой земли. Отсемондо. Он больше так его не называл. Дом снова стал Уайвис-холлом, его домом, но отныне он не доставлял Эдаму никакого удовольствия, не наполнял глубокой, восторженной, почти болезненной радостью. Он втянул в себя воздух, прошел по комнатам, поднялся наверх — все это будучи актером в фильме. Через несколько мгновений придет еще один участник эпизода, который они снимают, агент под недвижимости из Садбери.

За все то время, что они провели здесь в прошлом году, в гости практически никто не приходил. Казалось, будто дом волшебный и окружен невидимой оградой или — как оно называется? — запирающим заклинанием. Прозрачный воздух, уникальный, присущий только Суффолку свет, который запечатлел Констебль, — все это действительно было непроницаемо, это был барьер, который, как стекло, отсекал незваных гостей. Это, конечно, фантазии, потому что кто-то все же заходил — Эванс или Оуэнс из Хадли, человек-коипу, инспектор, чтобы снять показания счетчика, человек, который хотел привести в порядок сад и которого он выпроводил, нагородив лжи. Но по большей части их никто не тревожил на этом волшебном острове или курорте, закрытом для других, но открытом для них — ведь они могли уехать оттуда в любое время. Отъезды и приезды — их было слишком много. Все было бы по-другому, если бы они не рыпались.

Позвонили в дверь. Эдам подпрыгнул — это было неизбежно. Но звонок просто звонил, не жужжал и не издавал колокольные перезвоны. Он открыл калитку агенту, провел его по дому — сначала гостиная и столовая, потом наверх, в Комнату игольницы, в Кентаврову комнату, в Комнату диковинки, в Комнату смертного ложа, в Безымянную комнату, а затем обратно вниз по черной лестнице в запутанный лабиринт кухонь, буфетной, прачечной, угольной — помещений, большая часть из которых была пристроена в девятнадцатом веке. Сколько же подсобных каморок требовалось в Викторианскую эпоху!

В доме было чисто и убрано — так, как все оставила Вивьен. Но Эдам не мог произносить имя Вивьен ни вслух, ни мысленно; он только оглядывался по сторонам, судорожно сжимая руки.

Он открыл дверь в оружейную и пригласил агента пройти. В комнате стояли стол и виндзорское кресло. Пол был выложен черной и красной плиткой из бута, на стенах висели оружейные шкафы; само же оружие уже давно, естественно, исчезло. Пропали два дробовика дяди Хилберта; один был похоронен в Маленьком лесу, другой, спрятанный в сумку для гольфовых клюшек, — в его спальне под кроватью в родительском доме в Эджваре.

Агент по недвижимости назвал запрашиваемую цену, кое-что измерил и сделал фотографии, встав на краю лужайки, превратившейся в луг, — на том же самом месте, где стоял Руфус, когда фотографировал год назад. День был ветреным, и кедр, который он сравнивал с галеоном, а Зоси — с ведьмой, качался в какой-то именно ведьминой пляске: размахивал руками-ветвями, дрыгал ногами и подбрасывал вверх юбки.

Машина уехала по проселку — тому самому, по которому много раз ездил «Юхалазавр». Эдам отдал агенту единственный ключ от дома, закрыл входную дверь и пошел прочь. Он совсем забыл, что можно вызвать такси, заглянуть в расписание автобуса или придумать еще что-нибудь. Например, попросить агента подвезти его. Но теперь было поздно. Холодные капли падали ему на голову с лиственного свода туннеля. В лесу прозвучал дребезжащий фазаний крик. Эдам опустошил свое сознание; он двигался как автомат, видя впереди сочные луга, купы деревьев, церковную колокольню. И практически не дышал.

Своей голове он не разрешал поворачиваться, чтобы взгляд не упал на обочину проселка, на плотную стену сосен с черными иголками и зелеными шишками. Он знал, каково расстояние до просеки. Тридцать шагов. Когда Эдам повернул голову, правда, с закрытыми глазами, выдохнул, открыл глаза, сфокусировал взгляд — и услышал собственный тихий то ли вой, то ли скулеж. Такой звук может издавать человек, испытывающий физическую боль, но пытающийся скрыть это, подавляющий желание пожаловаться.

Смотреть было не на что. Место осталось таким же, как всегда, — холмистым лугом в миниатюре, чередой маленьких зеленых холмов с крохотными дольменами из розового гранита, белого мрамора и какого-то серого камня на вершинах. И с деревянными крестами. «Какой поток бурливый отторгнул тебя, Пинто…» В своих узких могилах навечно упокоились Александр, Сэл, Монти, Рейнджер, Блейз. Справа от Блейза трава была в полном порядке, практически без неровности и проплешин; здесь, как и везде, росли кустики с мелкими листиками и небольшие цветы, тут и там крохотные выемки заполнились опавшей хвоей. Кролики подстригали траву гораздо эффективнее любой техники. Кое-где валялись их какашки, похожие на горсти изюма.

Эдам обнаружил, что стоит, прижав обе ладони ко рту. Он повернулся и, не оглядываясь, побежал к проселку.

* * *

Энн, поджидая его внизу с подносом с кофе и сэндвичами, хотела поговорить о находке в Уайвис-холле. Эдама, неожиданно для него, тронула ее непоколебимая уверенность, абсолютная убежденность в том, что он невиновен. Желания есть не было. Он думал о дробовике Хилберта — ружье все еще у него, но от него надо поскорее избавиться.