— Неужели такое возможно? — встрепенулся пан Водичка.
— Согласно утверждению литературы, а мы обязаны верить творениям великих писателей, все возможно. Вот ведь и мы с вами — герои литературных произведений.
— Да, уж это и впрямь открытие, пан профессор, — допустил пан Водичка, но потом заколебался. — Послушайте, но тогда возможно увеличивать и ненависть, зависть, ревность?..
Пан Водичка был не единственным, кто знал о планах Холма и понимал эффективность их реального использования. Узнал о готовящемся открытии и главный противник Холма — профессор Альфонсо Гонзалес из Патагонии. Причем узнал во всех деталях, до мельчайших подробностей. У профессора Гонзалеса созрел дьявольский, хотя в некоторой степени и наивный план: выехать (разумеется, инкогнито) в Европу, проникнуть (разумеется, под покровом ночи) в лабораторию Холма и проверить на себе работу его аппарата увеличить собственную массу, превратив себя в великана. Одновременно с увеличением массы его тела, по мнению Гонзалеса, возрастет и его злоба к преуспевающему коллеге. Запаса этой нематериальной субстанции — злобы будет достаточно, чтобы стереть в порошок самого Холма. Дело пустяковое, детская забава, заранее торжествовал Гонзалес.
Минуло несколько недель. Как-то раз профессор Холм остановился у соседского сада и возбужденным голосом позвал:
— Пан Водичка, посмотрите, пожалуйста.
Он вытащил из кармана спичечный коробок, открыл его и… что это?! В коробке находилась крошечная кукла.
— Какая хорошенькая, — вздохнул пан Водичка, — это что, брелок для ключей?
— Нет, — ответил Холм, — это профессор Альфонсо Гонзалес из Патагонии.
Сосед вытаращил глаза.
— Паршивец, отъявленный мошенник, скотина! — донесся из коробка писклявый голосок профессора Альфонсо Гонзалеса из Патагонии, который, разумеется, говорил по-испански.
— Что он такое несет? — удивился пан Водичка.
— Не стоит переводить, — ответил Холм. — Пан профессор у нас еще не адаптировался. Придется преподать ему манеры хорошего тона.
Позднее Холм охотно рассказал соседу, каким образом профессор Гонзалес оказался в спичечном коробке.
— Знаете, пан Водичка, прошлый раз, когда мы с вами беседовали, вы упомянули о ненависти, ревности и так далее. Вот я и решил, надо бы избавиться от плохих человеческих свойств, а хорошие приумножить. Я попробовал перестроить свой аппарат и, признаться, успешно. Теперь с его помощью можно не увеличивать массу, а уменьшать ее. Однажды ночью в мою лабораторию, конечно, без приглашения, явился профессор Гонзалес и влез в аппарат. Он-то был уверен, что прибор увеличивает массу. А оказалось наоборот! Но вот в чем загвоздка: до сих пор мне не удалось скорректировать процесс увеличения и уменьшения массы нематериального. Поэтому-то профессор Гонзалес, внешне превратившись в гномика, не уменьшил своей ненависти ко мне. Слышите, как он клянет меня на чем свет стоит? — усмехнулся Холм, прикладывая коробок к уху пана Водички.
Оттуда раздались звуки, напоминающие мышиный писк.
Соседи сидели на скамейке и молча любовались заходящим солнцем. Наконец пан Водичка произнес.
— Я, пан профессор, вновь подумал о том, что вы мне уже говорили. Что мы якобы литературные герои.
— Боюсь, что именно так, — подтвердил Холм.
— Тогда, выходит, в действительности нас нет? — усомнился пан Водичка.
Холм не мог этого опровергнуть.
— Это уж совсем никуда не годится. А смогли бы вы, пан профессор, выдумать такой аппарат, чтобы вернуть нас в реальную жизнь?
— В реальную жизнь? — переспросил профессор Холм.
— Да, чтобы мы превратились в настоящих людей, чтобы мы существовали на белом свете.
— Наверное, смогу, — задумчиво произнес Холм. — Но запомните, пан Водичка, в реальную жизнь возвратимся только мы с вами. А этого, — Холм потряс спичечным коробком, — оставим в его домике и в литературе.
Пан Водичка не возражал.
