Роковая любовь - [61]

Энэлайз яростно смотрела на него. Марк, весь дрожа, встал на ноги. Ему хотелось упасть на пол и расплакаться как ребенку.

Его гнев растворился в мести насилия. Единственными чувствами, которые остались, были отчаяние и безнадежность.

Побелевшими губами он произнес:

— Я немедленно возвращаюсь в Вирджинию. Мой долг — содержать вас и я буду это делать. Но я никогда не хочу больше ни видеть тебя, ни слышать о тебе. — И вышел за дверь, которую на этот раз он очень тихо закрыл за собой.

Энэлайз посмотрела ему вслед и, дав волю слезам, разрыдалась.

Глава 13

С улицы раздавались крики возбужденной толпы.

— Война закончена! Война закончена!

Эти крики становились все слышнее, подхваченные сотрудниками универсального магазина, и вскоре дошли до последнего этажа, где располагалось его правление.

Энэлайз, которая нахмурившись, сидела над новыми эскизами оформления витрин, недовольно посмотрела в сторону двери, где в соседней комнате располагалась бухгалтерия. Она встала и, быстро подойдя к двери бухгалтедии, открыла ее.

В комнате все возбужденно говорили, смеялись, а некоторые даже пританцовывали. Энэлайз и раньше приходилось приструнивать молодых людей, работавших там, но такого беспорядка еще не наблюдала. Она сердито спросила:

— Что здесь происходит?

— Миссис Шэффер, — закричали юноши. — Все кончено! Ли[31] окружен. Мы победили!

Энэлайз удивленно посмотрела на них. Они ведь знали, что она родилась и выросла на Юге и должны понимать, что вряд ли она разделяет их радость по поводу поражения Конфедерации.

Давно, еще в оккупированном Новом Орлеане, Энэлайз поняла, что война неизбежно будет проиграна, но, когда этот факт свершился, у нее на глаза навернулись слезы!

— Хорошо, — сказала она, — может быть, теперь все, наконец-то, встанет на свои места! — и, быстро повернувшись, ушла к себе в кабинет.

Нет, так раскисать перед ними больше нельзя. Она плотно прикрыла дверь, прислонилась к ней спиной, закрыла глаза и стала вспоминать.

Боже мой, сколько прошло времени с того рокового, праздничного вечера в Новом Орлеане! Какой горький путь ожидал ее и как, пройдя через все испытания, она изменилась! Ее любовь к Марку, вспыхнувшая тогда с первого взгляда, обернулась не восторгом, а горьким разочарованием и унижением.

Затем, когда казалось, что их любовь вот-вот окончательно погибнет, объяснив и отбросив в сторону то, что им мешало, они достигли ее блаженных вершин. Но, как только Марк ушел на фронт, что-то с ним произошло, и он оставил ее и сына.

Подумать только — ее сыну, сыну Марка, — уже исполнилось два года! Но она радуется ему и воспитывает его одна. Она отвергнута своими родными и своим родным Югом, но она остается чужой всем и здесь, в Нью-Йорке. Правда, она работает и преуспевает в работе, но как она одинока!

Стоя с закрытыми глазами, она вспоминала свой дом и ощущала тепло весеннего воздуха и пряный запах жимолости, который из сада проникал через открытое жалюзи в ее кабинет, в ту первую ночь с Марком.

И опять горячие слезы, которые сейчас ни перед кем не надо было скрывать, побежали у нее по лицу. Сможет ли она когда-нибудь освободиться от этих не только блаженных, но и болезненных воспоминаний?

Прошло уже полтора года с тех пор, как они виделись с Марком. Тогда, ворвавшись в дом, оскорбив ее морально и физически, он поклялся, что больше никогда не захочет ни видеть ее, ни слышать о ней. Она с сожалением вздохнула — так и произошло. И, хотя его отец, Прентисс Шэффер, регулярно приходил по воскресеньям и забирал своего внука на прогулку в экипаже, он никогда не напоминал Энэлайз о своем сыне и не разговаривал с ней самой.

Он, оставаясь в экипаже, ждал, когда Мэй принесет ему Джонни.

Энэлайз поняла, что Шэфферы — и отец, и сын — отличаются одним и тем же: упрямством, гордостью и эгоизмом. Они оба полностью игнорируют точку зрения других людей. Отец и сын поступали одинаково, но то, что исходило от старого Шэффера, не так больно ранило Энэлайз.

Она вспомнила, каким гневным было лицо Марка в их последнюю встречу, каким бешенством сверкали его глаза! Он возненавидел ее за то, что она ушла из дома его отца. Неужели в этом была причина всех тех обвинений, которыми он ее осыпал?

Неужели он мог только из-за этого отказаться от жены и сына? Его отказ, правда, не коснулся материальной стороны дела, — и он, и его отец регулярно давали ей деньги, не желая, чтобы Джонни рос в нищете. Только регулярные денежные переводы от Марка, говорили Энэлайз, что он жив. Каждый пришедший чек был свидетельством этому.

Как-то он задержался на целый месяц, и Энэлайз так волновалась, что едва удержалась от визита к отцу Марка, пытаясь узнать о его судьбе. Но следующей почтой пришел двойной чек, и Энэлайз вздохнула с облегчением. Она сейчас хорошо зарабатывала, и деньги, которые присылал Марк из своего армейского жалованья, клала в банк на имя Джонни, чтобы обеспечить сына к его совершеннолетию.

Сейчас, когда так удачно складывалась ее карьера в магазине, когда ее жалованье позволило обеспечивать свою маленькую семью, она не нуждалась ни в деньгах Марка, ни в деньгах его отца. Но отказываться от их помощи она не стала, думая о будущем сына.