Роковая красавица - [28]
– Эй, кто-нибудь там! Ромалэ, Стешка! Аленка! Митро! Открывайте уже, холодно!
Дверь открылась. За ней оказалась Марья Васильевна.
– Чего голосишь, чаво? Живей заходи. – Она прислушалась к завываниям ветра. – К утру только успокоится… Тебе Митро? Проходи в комнату, они там с Настькой новый романс учат.
Из большой нижней комнаты доносились звуки гитары, голоса.
– Так я потом зайду… – застеснялся Илья.
– Еще чего! – удивилась Марья Васильевна. – Иди прямо туда, не сворачивай! Скоро ужинать сядем! И не бойся – Якова нету. К Поляковым уехал, раньше полуночи ждать нечего.
Последнее сообщение несколько ободрило Илью, и он пошел вслед за Марьей Васильевной по коридору, к освещенной двери.
В нижней комнате Большого дома никто не жил – здесь собирались вечерами и принимали гостей. Вдоль стены стояли рядком стулья, у окна – два плюшевых дивана, между ними гордо высился рояль. Из всех обитателей дома на нем более-менее умели играть только Митро и Настя, около года бравшие уроки у соседей, студентов консерватории. Митро ничего не стоило подобрать на клавишах любой романс или песню, но подружиться с роялем по-настоящему он так и не сумел и предпочитал все же гитару. И сейчас он сидел на диване в обнимку со своей семистрункой и сердито втолковывал Насте:
– Ты ничего не понимаешь! Раз я говорю – надо как «Тараканов» начинать, значит, так и есть! Куда еще выше тебе? Хочешь, чтоб я, как канарейка, пищал?
– Митро, ну как же? – спокойно возражала Настя. – Ты-то возьмешь на низах, а я-то – нет. На что похоже будет? Прошу, попробуй, как я говорю. Если не получится – начнем как «Тараканов»… О, Илья! Здравствуй, что ты в дверях стоишь? Проходи скорее, садись! Хочешь выпить, поесть? Сейчас все готово будет!
– Здравствуй, Настя. Ничего не хочу, спасибо. Я на минутку… – уперся Илья, но Настя со смехом взяла его за руку, повела к дивану. Она была в простом домашнем платьице из черного сатина, делающем ее еще тоньше и стройнее. Небрежно перевязанные красными лентами косы наполовину распустились. Идя вслед за Настей, Илья жадно смотрел на тяжелые, вьющиеся пряди ее волос.
Митро был явно не в духе.
– Ни днем ни ночью покоя нет! – едва поздоровавшись, сразу начал жаловаться он. – С утра привязалась, как банный лист, – наладь ей «Не пробуждай». Сел, начал налаживать – не так! С «Ваньки-Таньки» – не так, с «Махорки» – не так, с «Тараканов» – не так![18] Доведет она меня до греха, право слово! А ведь хочет уже завтра это в ресторане спеть. И Яков Васильич велел…
Настя молча улыбалась. Илья знал, о чем идет речь: романс «Не пробуждай воспоминаний» появился у цыган недавно, Митро услышал его в хоре Лебедевых в Петровском парке и решил, что у Настьки он получится – лучше не надо. Тогда в большой моде были дуэты, в каждом ресторане можно было услышать «Как хорошо», «Живо, живо» и «Слышишь», исполняемые в терцию или, в терминологии хоровых цыган, – «со вторкой». Романс «Не пробуждай» тоже был рассчитан на дуэтное исполнение. Обычно Настя, певшая первым голосом, брала «вторкой» Стешку с ее грудным контральто или – если тема романса требовала мужского голоса – Митро.
– Вот, Илья, послушай! Вот скажи этой дуре, что она дура! – кипятился Митро. – Хочет, чтоб я ей, как в церкви, «Богородицу» спел. Черт знает что такое!
Он положил на колено гитару и взял аккорд. Настя села рядом с братом, взяла дыхание.
Митро скорчил Илье гримасу – мол, слушай – и вступил:
С первых же звуков Илья убедился – Митро «не вытянет». Куда ему за Настькой в поднебесье… Так и вышло: на втором куплете Митро закашлялся, сплюнул, швырнул на диван гитару и раскричался:
– Говорил я тебе или нет?! Хочешь, чтоб я завтра сипел, как самовар тульский? Что мне, по-твоему, Яков Васильич скажет? Отстань от меня, Настька, отстань, и все! Не доводи до преступления!
– Еще раз играй. Я одна буду петь, – ровно сказала Настя. Она даже не повысила голоса, но Митро сразу перестал орать, только что-то смущенно буркнул себе под нос и снова взял гитару:
– С «Тараканов»?
– Да.
Митро взял аккорд, Настя запела одна, на сей раз вторым голосом:
Илья сам не понял, как это вышло. Минуту назад у него и в мыслях не было нарушить плавное течение чистых нот, вмешаться в них, перебить… И казалось, это и не он, а кто-то другой вдруг уверенно и спокойно вступил первым голосом:
Настька вздрогнула, подняла глаза. Они встретились взглядами. Испугавшись, Илья чуть было не умолк посреди песни, но Настя отчаянным жестом велела: продолжай! – и дальше они запели вместе.
Мельком Илья увидел широко открытые глаза Митро. Тот машинально продолжал аккомпанировать на гитаре, а когда романс кончился и Илья с Настей уставились друг на друга, растерянно сказал:
– Говорил я – с «Тараканов» надо…
– Ох, боже мой… – простонала Настя, закрывая лицо руками. – Илья… морэ… что за голосу тебя…
Илья вспыхнул, приняв ее слова за насмешку.
– Прощенья просим, – сухо сказал он, вставая с дивана. Он даже успел сделать несколько шагов к двери, но Настя кинулась вслед, схватила за руку.
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Больше года прошло после отмены крепостного права в Российской империи, но на иркутском каторжном заводе – всё по-прежнему. Жёсткое, бесчеловечное управление нового начальства делают положение каторжан невыносимым. На заводе зреет бунт. Заводская фельдшерица Устинья днём и ночью тревожится и за мужа – вспыльчивого, несдержанного на язык Ефима, и за доктора Иверзнева – ссыльного студента-медика. Устинья знает, что Иверзнев любит её, и всеми силами старается оградить его от беды. А внимание начальника тем временем привлекает красавица-каторжанка Василиса, сосланная за убийства и разбой.
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Они вдохновляли поэтов и романистов, которые их любили или ненавидели – до такой степени, что эту любовь или ненависть оказывалось невозможным удержать в сердце. Ее непременно нужно было сделать общим достоянием! Так, миллионы читателей узнали, страсть к какой красавице сводила с ума Достоевского, кого ревновал Пушкин, чей первый бал столь любовно описывает Толстой… Тайна муз великих манит и не дает покоя. Наташа Ростова, Татьяна Ларина, Настасья Филипповна, Маргарита – о тех, кто создал эти образы, и их возлюбленных читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…
Жизнь в цыганском таборе жестока и не терпит слабых. Но именно табор стал домом для красавицы-княжны Мери, бежавшей из родных мест после убийства родителей. Спасая свою жизнь, Мери не знала, что сердце она уже никогда не спасет. Невозможная, губительная любовь к цыгану Сене меняет ее до неузнаваемости, и даже разлука не способна убить надежду увидеть возлюбленного еще раз.Цыганка Дина ненавидит жизнь в таборе и, влюбившись в чужака, мечтает убежать с ним. Но после вестей о смерти любимого вынуждена выйти замуж за другого.Две подруги, две судьбы, такие одинаковые и такие разные.
Гражданская война подходит к концу… По степям южной России едет в поезде цыган Беркуло, только что укравший себе жену. Но недолго длится его счастье – утром ни девушки, ни красноармейца, тоже оказавшегося цыганских кровей, в поезде нет… Что за темный омут – сердце цыганки? Вчера клялась в любви до гроба – а сегодня сбежала с другим…
Юная цыганка Дина и грузинский князь Зураб Дадешкелиани полюбили друг друга. Она не может признаться, что стала невенчаной женой князя – законы в таборе суровые. Он тоже не может представить Дину родным – они никогда не признают этот неравный брак.Их первая ночь была последней – Первая мировая в самом разгаре, Зураб уезжает на фронт, и вскоре приходит страшное известие – он погиб.Как жить Дине? Сердце подсказывает ей, что любимый жив, он не может умереть, не может оставить ее одну…