Рок-н-ролл - [29]

~ ~ ~

В зоне отлета мы паркуемся где попало, без всяких правил, благодаря гербу города, который красуется у него на ветровом стекле. Я забираю чемодан, Вик идет за мной в зал аэровокзала, он хотел бы поздороваться с Рейнхартом и Тиной, которые должны приземлиться с минуты на минуту. Он тоже не видел их обоих очень давно, с тех пор как в Морин-Хейт неожиданно для всех заявилась съемочная группа популярной телепередачи «Скрытая камера», чтобы подловить парижского певца. Они знали, что он каждый день выходит на лодке на середину озера и ловит удочкой рыбу. Водолаз должен был незаметно подплыть к лодке и осторожно прицепить к рыболовному крючку лох-несское чудовище три метра в длину. Идея была неплохая, но что-то там не сложилось, по каким-то причинам это так и не было снято.

Самолет из Парижа только что приземлился. Скорее всего, я полечу тем же самолетом, он наверняка прямо сейчас возвращается в Руасси. На взлетной полосе уже толкутся грузовички, суетятся пожарные, самолет моют, что-то где-то подкручивают, привозят еду для пассажиров первого класса. Как известно, подносы для второго загружают за два дня до этого во время промежуточной посадки в Минске. Мои друзья благополучно проходят таможню, без всякой конной полиции. Он-то не принимал никаких тошнотворных пилюль, совсем наоборот, в магазинчике дьюти-фри он купил две бутылки пастиса, анисового ликера, которые и приговорил за время полета. Он смертельно пьян, держится на ногах буквально чудом и, совершенно обессиленный, приветствует меня нечленораздельным мычанием. В Центре Тина не сможет остаться с ним вместе: в блокгауз допускаются только те, кто проходит курс терапии. Даже если она тоже на него запишется, все равно врачи не допустят, чтобы они жили в одной комнате. Ей придется поселиться с этой, ощипанной. Но я как-то плохо себе представляю, что она способна изо дня в день есть сухие макароны и жирную курицу, ложиться спать в одиннадцать, сидеть на террасе рядом с переполненной пепельницей, из которой вываливаются омерзительные окурки, и тупо смотреть на проходящие мимо машины. Она выдержит день или два, не больше. У меня нет никакого желания туда возвращаться, но вообще-то Клоссон прав, было бы преступлением отпустить Рейнхарта обратно в Париж, он так и будет опустошать запасы анисовки в столице и загнется в один прекрасный день. Ладно, согласен еще на одну попытку, выбора у меня нет.

Вик везет нас обратно в город, направление — улица Папино, но нет и речи о том, чтобы отправиться прямо в клинику. Рейнхарт, как и я, хочет провести ночь в Монреале, прежде чем «пять недель подыхать от тоски среди алкашей». Мы звоним в бюро Розона, там хорошо знают пару, им находят комнату в гостинице, куда селят гостей фестиваля. Мы закидываем чемоданы и отправляемся ужинать в открытую беседку итальянского ресторанчика. Со дня своего приезда я впервые выхожу куда-то вечером. Я с интересом рассматриваю зал. Как давно я не видел столько нормальных людей, собравшихся в одном месте! Тина очень довольна, что оказалась в Квебеке, она обожает город, у нее здесь много друзей, ночь не слишком жаркая, вечер обещает быть веселым. Рейнхарт ничего не ест. Обычно у него прекрасный аппетит, особенно когда мы ужинаем в итальянском ресторане, но сегодня он не притрагивается даже к двойному анисовому ликеру, который сам и заказал. Значит, дело с ним совсем плохо. Здесь не принимают банковские карты, мне приходится согласиться, чтобы за меня заплатили, мы расстаемся, и я возвращаюсь спать в свою конуру. Дверь они запирают в половине одиннадцатого, звонить бесполезно, после этого времени они все равно никому не откроют, а комнаты в городе я не найду, даже в «Четырех временах года»: как гласит табличка, свободных номеров нет. К гостям фестивалей смеха или джаза прибавились теперь и люди, приехавшие со всех стран, чтобы почтить память Риопеля, которому здешние власти решили посвятить выставку-ретроспективу в Музее современного искусства.

Ночью у Рейнхарта случился ужасный приступ белой горячки. Две полные бутылки анисового ликера — такое вынесет не каждый, ни Чемпион Джек, ни Троянский конь. В своем номере ему повсюду мерещатся тайные агенты кубинской полиции, которые явились, чтобы его прикончить. Надо сказать, что на предплечье у него вытатуирован тридцатисантиметровый Че Гевара, а поскольку Фидель сделал не слишком много, чтобы помочь своему другу, я прекрасно понимаю, почему мой собственный друг так боится шпионов. Приведенные в бешенство его криками, сотрудники гостиницы вызывают полицию. Мебель в номере раскидана, он побросал ее в полицейских ищеек Гаваны, телевизор разбивается вдребезги о дверь в тот самый момент, когда в дело вступает начальник службы безопасности, врываются полицейские, которых он в своем безумии принимает за агентов ЦРУ, а поскольку ЦРУ он и на дух не переносит, он прогоняет их, подняв ночной столик и вращая его над головой. Осколки дерева, грохот, щепки, всеобщая неразбериха. Его скручивают. Укол и «скорая помощь». К счастью, Центр — это учреждение широкого профиля, здесь принимают даже эпилептиков, иначе наш приятель оказался бы бог знает в каком приюте и Тина нашла бы его разве что через неделю, не раньше.