Родовой кинжал - [61]

— Ты что сказал? — негромко спросила я, чувствуя, как во мне закипает бешеная, почти неподвластная контролю ярость. — Что вы все несете уже два дня? Ты! А ну дай сюда гитару и не смей прикасаться к ней своими лапами! Ты! Да, Драниш, я к тебе обращаюсь! Я не просила тебя спасать Чистомира, ты сам это решил, так что, будь добр, замолчи, и чтобы я больше никогда от тебя не слышала, что ты жалеешь о том, что его спас. Ты! Да, ты, Тиса, Чистомиру недостойна даже сапоги чистить, а туда же, изображаешь, что ты его ненавидишь, только потому, что твой обожаемый капитан когда-то не поступился своими замшелыми принципами и Мирик увел у него невесту. Да, да, Тиса, что ты уставилась? Ты не думала, что я такое знаю? Я знаю, что если бы не Чистомир, то ты бы сейчас служила нянькой у кучи сопливых Волчат. Или стояла бы на страже около спальни, из которой раздавался скрип кровати и стоны. Так что ты должна спасибо ему говорить, а не кривиться! И если вы еще раз посмеете оскорбить Чистомира, то вам не поздоровится. И не надо такое лицо делать, Тиса. Ты еще не знаешь, на что я способна!

Оказывается, в конце речи я уже просто кричала во весь голос. У меня тряслись руки от желания сделать больно им всем, которые так просто рассуждают о том, что не стоило спасать жизнь человеку. Тиса нахмурилась и слегка отступила, делая больше расстояние между нами. Драниш поднял было руку, но не решился ко мне прикоснуться. Вырвав гитару из рук гнома — он от силы рывка не удержался на ногах и неловко завалился на бок, — я, скрипя зубами от ярости, отправилась в лес, подальше от всех. Жаль только, что от себя не убежишь, как ни старайся.

Сев на поваленный ствол, я принялась бездумно перебирать струны, пытаясь успокоиться и загнать подальше все мысли и воспоминания, которые не нашли лучшего момента, чтобы вылезти на свет из темных подвалов, в которых прятались. Струны резали подушечки пальцев, они уже отвыкли от игры на гитаре, а я все сильнее прижимала их к грифу, чтобы заменить ярость на боль.

Постепенно музыка успокоила темных существ в моей душе, и я начала наигрывать знакомую веселую мелодию, которую когда-то придумал Чистомир после особенно удачно проведенной ночи, а потом мурлыкал каждый раз, когда ему удавалось удачно потискать очередную служанку. Странно, но я до сих пор ее помнила, пальцы сами скользили по струнам. Внезапно меня крепко обняли чьи-то руки, и ласковый голос произнес, щекоча дыханием ухо и шею:

— Как твой учитель, я тобой недоволен. Сколько времени ты не брала в руки гитару? Навыки совсем потерялись, струны не звучат, и — ты посмотри на свои пальцы! Подушечки будут долго болеть. А как твой друг, я должен, наверное, поблагодарить тебя за то, что ты меня защищаешь… Но не буду, а то еще загордишься. Вставай, хватит нюни распускать. Там твой женишок уже чаю тебе заварил, боится, наверное, идти тебя успокаивать.

— Ничего он не боится, — возразила я, — он просто не такой бесцеремонный, как ты, и дал мне время побыть в одиночестве. Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — заверил меня Чистомир, — у меня даже ранки не осталось. И Ярослав жить будет. Ваш эльф хоть и странноватый, но целитель хороший.

— Кто из нас не странноватый? — спросила я.

— Вот именно! — Мирик легонько погладил меня по щеке, закинул гитару на плечо и пошел обратно к дороге, где ребята уже успели разбить лагерь.

Я догнала парня и взяла его за руку. Он сжал мою ладонь, и по моему телу пробежала теплая и спокойная волна.

— Ты, кстати, в мелодии дважды сфальшивила, — сказал вдруг Чистомир.

— Что? — удивилась я, вырванная из своих мыслей. Отвлекшись, не заметила коварно выступающий из земли корешок, и споткнулась.

Мирик попробовал меня удержать, но все же силы у него были еще не те, и мы вдвоем полетели кубарем в небольшой овражек, ломая кусты и собирая на себя опавшую листву. Пока я пыталась отряхнуться, Чистомир хохотал во все горло, будто пятилетний мальчишка. Я недоуменно посмотрела на него — что тут смешного, ведь больно же! — а потом сама рассмеялась, и смеялась до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.

— Пойдем, — отсмеявшись, сказал мой друг. — А то чай остынет и я снова окажусь виноватым.

— Где вы ходили так долго? — недовольно спросил нас эльф. Он выглядел очень и очень уставшим, даже кончики ушей под золотистым пухом волос поникли. — Мила, хватит отлынивать от обязанностей! Давай займись готовкой.

— Уже, — кивнула я, копаясь в припасах.

— Я тут работаю в поте лица, спасаю жизни, а они какой-то ерундой в лесу занимаются! — бурчал Даезаэль. — И грязные такие, небось полезут потом в фургон отдыхать от своих утех, мусора нанесут.

Драниш никак не реагировал на подначки и молча топориком обрубал ветви с огромного сухого ствола, который притащил для костра.

— Даезаэль, что ты бурчишь, как старая бабка? — удивился Чистомир, умело чистивший картошку на суп. — Тебе что, завидно?

— Мне не завидно, — скрипуче сообщил эльф. — Вы по земле катаетесь, а мне потом роды принимать.

Драниш аккуратно сложил ветки, поднялся и, все так же ничего не говоря, подошел ко мне и стал осторожно выбирать листочки и веточки из моих волос.