Родом из Переделкино - [34]

Шрифт
Интервал

* * *

Родители Тани – Шурик и Люся Штейны – ближайшие друзья моих родителей и соседи по дачам, – они построились после войны в лесу у станции «Мичуринец», где образовался поселок частных писательских дач.

Недавно соединившаяся пара Штейнов излучает счастье. Людмила Яковлевна – на темной головке красный берет с хвостиком, короткая мантилька не мешает вождению машины – она вся сплошной шик и шарм. Александру Петровичу сопутствует успех со времен его первой пьесы «Флаг адмирала» и последовавших затем пьес «Океан» (1961 г.) и др. Танька, хорошенькая черноглазая девчонка, еще школьница, младший Петька замечательно подрастает на заднем сиденье автомобиля, пока его мама мотается по всяким делам.

* * *

В нашем доме Штейнов обожают – как можно было их не обожать, когда они вносят в дом оживление, радость, сияющие улыбки. Бабушка к их приходу печет свои незабываемые пирожки с капустой, у моей мамы с Люсей неистощимые темы «обо всем на свете», а папе с Шуриком тем более отлично общаться, что никакая конкуренция не разъедает их приятельские отношения.

Штейны до самых своих последних дней не теряли связи со мной. Приглашали нас с мужем на премьеры, Александр Петрович читал мои переводные пьесы, одна из которых, «Госпожа министерша» Б. Нушича, по сей день не сходит со сцены. Самым большим для меня подарком были их традиционные звонки под Новый год. Они по очереди брали трубку, расспрашивали про дела, про сына, никогда не жаловались на здоровье.

– Последнее время мы с Шуриком встречаем Новый год вдвоем, – говорила Людмила Яковлевна своим чудесным мелодичным голосом с обаятельной легкой картавинкой. – Нам с ним так интересно, что никакая компания не нужна.

Они всю жизнь были окружены друзьями, но, видимо, теперь им просто хотелось побыть друг с другом. И в самый последний раз, когда она была уже одна, Людмила Яковлевна не изменила своей давней привычке и позвонила под Новый год – она только что вернулась из больницы, вспоминала Шурика и была бесконечно грустна. Вскоре после этого разговора ее не стало...

А Таню Штейн, кудрявую черноглазую девочку, пятью годами младше меня, в которую был влюблен мой двоюродный брат Юра Лебедев, я помню сияющей в начале их романа с Игорем Квашой. Что можно написать об Игоре Кваше – всенародно любимый артист, бессменный телеведущий программы «Жди меня»?! Я знакома с Игорем поверхностно, хотя несколько раз мне и посчастливилось сидеть с ним за общим столом. Запомнилось, с какой восторженной нотой совсем не актерского пафоса отзывался он о Тане, своей жене, с ее неизменной готовностью прийти на помощь всем страждущим, беспрерывной чередой изо дня в день попадающим под ее пристрастный взгляд. Более верной подруги жизни, чем Таня, Игорь никогда бы не мог найти. Ну, а Таня – удивительно, как она смогла удержаться в своей профессии с таким бременем ответственности, будучи женой знаменитого артиста и разделяя с ним на равных все нагрузки, которые сопровождают жизнь такого человека, как ее муж?!

* * *

– Куда бы вы его ни повезли – в Германию, Швейцарию или Америку, – вам не предложат ничего, кроме того, что вам сделают у нас, – говорит мне Таня, врач высокой квалификации, полностью отвечающий за свои слова. Я прихожу в ее кабинет на пятый этаж Института рентгенологии из палаты брата немного отогреться душой. Таня меня не утешает. Лицемерить в таком вопросе, как жизнь или не жизнь, – не в ее характере. При этом Таня понимает меня как никто другой – она сама понесла тяжелую потерю и до сих пор не может вспоминать об этом без слез. Ее младший брат Петя Штейн, тот самый ребенок, так счастливо подраставший в машине своей матери, безвременно скончался в возрасте 59 лет от той же безжалостной онкологии.

Петр Штейн за свою короткую жизнь – как будто бы он торопился куда-то – успел не раз жениться, стать режиссером, поставить в Театре Ленкома «Бременских музыкантов», создать на телевидении кинофильм «Бедная Настя» и сериал «Зона». Театральная общественность возлагала на него большие надежды, а в кинематографии от Петра Штейна ждали появления новых лент. Но полностью реализовать себя Пете так и не пришлось.

* * *

– Если у тебя все еще есть какие-то сомнения, – продолжает свою психотерапию Таня, – сходи к профессору Паньшину, сейчас я попрошу его тебя принять.

Через несколько минут, спустившись на нижний этаж, я уже была в кабинете заведующего отделением лучевой терапии Института рентгенологии Георгия Александровича Паньшина. Внушительная фигура, серьезный, основательный, он сразу же открыл на экране компьютера данные моего брата и сказал:

– Ну, что ж, мы делаем все, что в наших силах, а там как Бог даст!

Вот именно – как Бог даст... На что еще оставалось надеяться...

Я благодарна всем, кто с такой преданностью своему долгу старался спасти моего брата, и особенно благодарна я его лечащему врачу Тимуру Борисовичу Измайлову, который не бросил Андрея и в самом безнадежном состоянии, когда он находился дома незадолго до смерти.

* * *

В память о моем брате Андрее Вирта осталось несколько геологических карт, вывезенных им из экспедиций в самые отдаленные уголки нашей страны. Человек совершенно не салонный, он по зову каких-то наших с ним общих предков тянулся ближе к природе, понимал и знал про нее много такого, что было удивительно для городского жителя. Великолепный охотник, поразительно ориентировавшийся на местности по каким-то таинственным, ему одному известным приметам, рыболов, добытчик пищи, устроитель костра и ночлега, он был незаменим в геологических экспедициях, и без него поисковая группа геологов не рискнула бы залезать в необитаемую глухомань Дальнего Востока, Камчатки или Сахалина. Впоследствии изданные карты с рекомендациями перспективных разработок полезных ископаемых свидетельствуют о том, что недаром один день, проведенный в геологоразведочной экспедиции, приравнивается по нашему законодательству к двум.


Еще от автора Татьяна Николаевна Вирта
Физики и лирики: истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

Автору этой книги посчастливилось общаться и дружить с выдающимися писателями и учеными, чьи таланты составили славу ХХ века. Многостраничные дневниковые записи и зарисовки позволили Татьяне Вирте сохранить живой облик этих людей и связанных с ними событий. Перед читателем открывается удивительный мир учёных-физиков, где блистали талантами необыкновенно яркие личности, сыгравшие уникальную роль в новейшей истории.


Моя свекровь Рахиль, отец и другие…

Татьяна Вирта – переводчица, автор книги «Родом из Переделкино», дочь знаменитого советского писателя Николая Вирты. Ее воспоминания – бесценный источник информации о том, «как жили, как любили, как верили» люди советской эпохи. Удивительная история любви, полная тяжелых испытаний и все же приведшая к счастью – это рассказ о свекрови Рахиль. Трагедия, пережитая в ранней юности и наложившая отпечаток на всю дальнейшую жизнь – это судьба отца Николая Вирты. А также рассказы о дружбе с интересными знаменитыми людьми; общество шестидесятников – лирики и физики: Елена Ржевская и Исаак Крамов, Борис Каган и Зоя Богуславская, Яков Смородинский, академик Гинзбург и многие другие… Историю страны лучше всего понимаешь через истории ее людей.


Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.