Родные миры - [89]

Делать то, что хочешь в данный конкретный момент, ни на кого не оглядываясь, было просто здорово. И я уже всерьёз задумывался: а как же я раньше жил? Зачем? Сознательно лишая себя существенной — и самой приятной — части жизни во имя… чего?

Яроника поначалу пыталась не поддаваться этому полубезумному пьянящему ощущению временной вседозволенности, но потом сдалась и махнула рукой. И сейчас сидела на подлокотнике моего кресла, прижавшись бедром к моей груди и вдохновенно, ни на кого не обращая внимания, даже закусив от усердия губу, плела мне косички. Получалось плохо — не было простора для размаха, — но она очень старалась.

— Ярь, может, тебе дочку завести? — не выдержала наконец Ридья.

— Можно и завести, — безмятежно отозвалась Яроника, явно не слишком вдумываясь в смысл сказанного. Ри и Птичка, переглянувшись, грянули хохотом, Кверр вытаращился на неё очень ошарашенно. Выражения лица Яры я не видел, но на несколько мгновений её пальцы в моих волосах замерли; видимо, она сообразила, что сказала что-то не то. Потом процесс плетения возобновился, а женщина пожала плечами. — А что, забавно. Будет девочка с синими волосами. Прямо как в сказке, только я не помню, как она называлась.

— У вас вот прямо настолько всё серьёзно, что непременно с синими? — захихикал младший. — В том смысле, что личность второго потенциального родителя не подвергается сомнениям?

В ответ на это Яроника вновь пожала плечами.

— Ну, пока основной кандидат один. Да и потом, вы так оживились, как будто я вот прямо сейчас рожать кого-то собралась. Ри, ты ничего не путаешь? Это вроде ты у нас ожидаешь пополнения.

— Может, мы всё-таки немного отвлечёмся и вернёмся к делам более принципиальным и сиюминутным? — не выдержал уже я.

Этот разговор вдруг заставил меня задуматься о вещах, о которых я всю свою сознательную жизнь вообще не вспоминал. И я отчего-то почувствовал себя в этот момент очень неловко. Да и появилось назойливое ощущение, что шуткой во всех этих словах даже не пахло. А чтобы не зацикливаться на пустяках, я предпочёл сменить тему.

— Ты глянь, как занервничал сразу! — мерзко захихикал младший, вновь возвращаясь в амплуа доморощенного шута. — Ярь, беги от него, пока не поздно! И отца ребёнку ищи другого. Если хочется непременно синего, покрасишь, опыт-то уже имеется. Кстати, Кварг, раз уж просишь перейти к делу, расскажи, что тебе биолог сообщила интересного?

— Ничего, — отмахнулся я. Если я в свете всего вышесказанного сообщу новость о доминантном характере этого несчастного гена, изуродованного умельцами с Голубой Звезды, всем будет очень весело, но затянется это до бесконечности. — Меня в данный момент больше волнует, что механики наговорили Птере, а то она тоже молчит.

— И ничего не молчит! — возмутилась Пи. — Они клёвые оказались, а ещё мы поговорили за двигатели, и выяснилось…

Лучше бы я про ген рассказал. Потому что Птичка затеяла вдохновенную и восторженную лекцию на полчаса о том, насколько простые и гениальные принципы лежат в основе двигателей землян (с учётом моих совершенно никаких познаний в субатомной физике, из лекции я понимал только отдельные слова), какие дополнительные требования предъявляются к телепортационным кабинам при переносе людейи какие замечательные строятся сейчас корабли.

В общем, из всего обилия технических терминов, щедро разбавленных восторженными эпитетами, я вынес только одну мысль: Птичка всеми конечностями «за» обмен корабля. Если нам, конечно, его прямо предложат. Впрочем, учитывая восторг Пи, она и сама может это предложить.

В конце концов я пришёл к выводу, что все шестеро присутствующих (включая меня) совсем не против остаться в этом мире. Если, конечно, мир не будет иметь ничего против. Но я был уверен, что это мы узнаем в ближайшем будущем: вряд ли нас учёным надолго хватит.

Собственно, дальше разговаривать было особо не о чем. Всё, что рассказал Кверр, было крайне интересно и познавательно, но для нас оно ничего не меняло. Верить словам землян, не верить словам землян — это был вопрос индивидуальных предпочтений, и по факту ни на что, кроме настроения, не влиял.

По хорошему, верить им не стоило. Что бы они ни говорили, а подозрительного в их действиях хватало. Но состояние наплевательского отношения и нежелания задумываться о чём-то принципиальном и важном исчезать явно не собиралось. Сейчас мне хотелось положиться на духов и плыть по течению. Наверное, устал я от своей службы, устал… ломать себя, что ли? К месту я вчера вспоминал Лундру, очень к месту. Видела бы она меня сейчас, была бы совершенно счастлива.

Видимо, остальные тоже поняли, что дальнейшее кучкование особого смысла не имеет, а завтра будет новый долгий день. Поболтав ещё минут пятнадцать-двадцать ни о чём, «гости» начали потихоньку разбредаться.

— Кар, а как так получилось, что вы с братом столько лет не виделись? — подняла неожиданную тему Яроника, когда мы остались вдвоём. — Да и вообще, у меня при знакомстве с ним сложилось впечатление, что он активно от кого-то скрывается. Он что, из тюрьмы сбежал?

— Он не просто оттуда сбежал, — хмыкнул я. — Станция «Семнадцать-сорок восемь» — тюрьма особо строгого режима, расположенная на крупном астероиде в кольцах Брата, и те пятнадцать лет, к которым приговорили Кверра, для любого человека означали если не смертную казнь, то искалеченный организм и психику — точно. Через пару месяцев после того, как младший туда попал, произошла грандиозная авария, уничтожившая половину этой тюрьмы. Малыш считался погибшим при тех событиях вместе с ещё несколькими тысячами заключённых, а подробнее выяснять, да ещё доставлять на Брата тела никто не стал. Видимо, тогда он оттуда и сбежал; хоть чему-то полезному научился. В отличие от первого своего побега, этот он спланировал довольно грамотно. Не знаю только, сам диверсию устроил, или удачно воспользовался обстоятельствами. Потому, надо думать, и скрывался. И правильно, кстати, делал; вряд ли он бы вышел живым из рук Неспящих после такого побега. А почему ты об этом вспомнила?