Родные и близкие. Почему нужно знать античную мифологию - [31]

Коротко остриженные волосы Зины красиво, но очень рано поседели, ослабевшее зрение заставило её надеть очки, и с тех пор Зина такой и оставалась. Устюгов как-то заметил, что она, как мумия, не меняется. Словно оправдывая эту характеристику, Зина с ходом времени лишь медленно, еле заметно усыхала. О чувствах, о любви она говорила только применительно к литературным произведениям и их героям. Но она не простила себе своей вины, и, когда увидела, как все пытаются задушить в Димке то, что в свое время она сама задушила в себе, её благородное сердце восстало против чудовищного насилия.

— Что, если это любовь, я вас спрашиваю?

— Вполне возможно, — сказал Устюгов. — На этот предмет, был даже кинофильм под таким названием. Так сказать, советский вариант «Ромео и Джульетты»…

— Шекспира вы тоже будете высмеивать?

— Помилуй бог! — сказал Устюгов. — Это мог себе позволить только Лев Толстой. Он был исправным зеркалом революции, но в искусстве под старость стал зеркалом несколько кривоватым и расправился с Шекспиром по-свойски…

— Так почему же в театре, глядя на Ромео и Джульетту, — а ей было всего тринадцать лет! — вы умиляетесь, а когда сталкиваетесь с этим в жизни, начинается ханжество?

— Что касается меня, то я никогда не умилялся. По-моему, брак несовершеннолетних противоестествен.

— Дима совершеннолетний.

— По паспорту — да, в физиологическом смысле, вероятно, тоже… — Поймав страдальческий взгляд Вари, Устюгов осекся. — Всё, я молчу.

Ни жесткая позиция Шевелева, ни слёзы и уговоры Вари не помогли. Непреклонная решимость Димки при бурной поддержке тети Зины победила — Дима женился на своей Соне.

Жить молодые стали у родителей Сони — квартира у них была просторной, семья обеспеченной: отец Сони работал в каком-то торге. В каком и что он там делал, Шевелев не знал, да и не стремился узнать: к сватам и молодым он не ходил. Варя изредка ходила, но, возвращаясь, ничего не рассказывала. Зато Димка забегал к родителям часто, иногда вместе с женой. Миловидная пухленькая Соня была слегка апатична, однако держалась очень хорошо — всех внимательно слушала, охотно смеялась. Только на Устюгова, когда он приходил, Соня смотрела опасливо и настороженно: витиеватая речь его была не всегда ей понятна.

Через надлежащий промежуток времени Соня родила мальчика. Ещё до родов Варя и Зина захлопотали, чтобы обеспечить будущего младенца необходимым приданым, но оказалось, что родители Сони уже всем обеспечили его, даже заготовили целый ящик гигиенических пеленок одноразового пользования, так что им осталось только любоваться новорожденным и гадать, на кого он больше похож. Димка без конца приносил всё новые и новые фотографии Игоря во всех видах и ракурсах. Потом повторное увлечение фотографией угасло, он увлекся чеканкой, затем поделками из древесных веток и корней, одаривал ими маму, тетю Зину и даже несколько раз предлагал Устюгову. Устюгов, посмеиваясь, отклонял все дары, пока не остановился на одном, который Димка называл «Паном». Это был бугристый, узловатый корень, на котором Димка легкими насечками обозначил не черты, а скорее намек на черты старческого лица с запавшими глазами.

— Сомневаюсь, — сказал Устюгов, — сомневаюсь, чтобы эту штуковину можно было назвать «Пан». Как видно, твои познания в мифологии не идут дальше нескольких собственных имен. Согласно мифологии, Пан вовсе был не лысым, а, напротив того, чрезвычайно заросшим мужчиной. Твой же монстр лыс, как колено. Нет, это, конечно, не греческий Пан, а скорее отечественный леший… Я возьму его, так как усматриваю в нем некоторый намек на мою персону…

Увлечения всевозможными игрушками не мешали Димке работать, семейная жизнь его текла, по-видимому, беспечально. Однако года через три что-то в ней разладилось. Димка и прежде, если случалось засидеться у родителей, оставался ночевать. Теперь это происходило всё чаще и чаще, потом однажды он сказал:

— Вы не будете возражать, если я поживу у вас некоторое время?

— Что случилось? — встревоженно спросила Варя.

— Ничего не случилось… Только я, наверно, с Соней разведусь.

— Любовь уже кончилась? — спросил Шевелев.

— Любовь… — хмыкнул Димка. — Я виноват, что она оказалась мещанкой и дурой?

— В этом нет. Виноват в том, что прежде, чем бежать в загс, не увидел этого. А время у тебя было, в шею тебя никто не толкал, даже пытались удержать… Живи, места не пролежишь. А как будет с ребенком?

— Как у всех, — пожал Димка плечами. — Буду платить алименты.

Развод прошел тихо и мирно: по-видимому, от брака не были в восторге ни сама Соня, ни её родители. Они принадлежали к разряду жадных, завистливых ловчил, которым чужой кусок всегда кажется слаще, рассчитывали, что и Димка будет стараться «для дома, для семьи». Димка прилично зарабатывал, но к шмоткам был равнодушен, ловчить не умел и не хотел. Разводом Димки была довольна даже Варя. Она призналась мужу, что давно, с самого начала, поняла, что собой представляет Соня, и страдала от мысли, что Димка вынужден будет прожить всю жизнь с такой женщиной. Глупенькая — это бог с ней, но она мещанка до мозга костей, а мещанство — трясина, в которой тонули и более устойчивые люди, чем Дима.