Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев - [57]

В таких ситуациях, как забой более чем пятидесяти лошадей на берегу озера в Шёнингене, длившийся не то несколько десятков, не то несколько сотен лет, практичный подход к использованию особенностей ландшафта сочетался со знанием поведения животных. Неандертальцы возвращались снова и снова, вероятно, по той причине, что, загнав небольшое стадо в воду, можно было задержать стремительного и опасного зверя. В других местах охотники искали возможности, предоставляемые сезонной миграцией или периодами размножения в стадах. Среди таких памятников особенно выделяется Моран, расположенный на краю французских Пиренеев, где найдены останки нескольких тысяч убитых зубров[107]. От других видов осталась лишь горстка костей, а среди зубров оказались в основном самки и молодые телята. Это значит, что неандертальцы напали на них летом, когда зубры шли с равнин в горы. Интересно, что, если это верно, то двигались целые стада, а убой в Моране определенно осуществлялся избирательно.

В других местах объектом охоты неоднократно становились животные, ведущие одиночный образ жизни. Носорог не общителен, и, чтобы его поймать, требуется продуманное преследование или организация засады в соответствующих местах. В лесах межледниковья для этого хорошо подходили места с камнями-лизунцами или богатой минеральными солями водой. Судя по поразительному количеству забитых носорогов в немецком Таубахе на участке с позднеэемским туфом[108], именно с этой целью неандертальцы использовали некоторые озера и залежи травертина.

Избирательный подход распространялся и на использование добычи. Части тела воспринимались и ценились по-разному, а расхожий образ пещерных людей, поджаривающих на огне чью-то гигантскую ляжку, не соответствует действительности. Высоко ценилось не постное мясо, а самые жирные и богатые костным мозгом части, компенсировавшие высокое потребление белка и представлявшие собой хороший источник энергии. Поэтому субпродукты, безусловно, были особым лакомством: мозг примерно на 60 % состоит из жира, а в сером веществе полно отдельных липидов — длинноцепочечных полиненасыщенных жирных кислот, — жизненно важных для здоровья и развития эмбриона. Считывая рисунок погрызов на костях, мы вновь и вновь убеждаемся в том, что неандертальцы обожали мозг и другие сочные части, такие как глазные яблоки, язык и потроха[109].

Шёнинген показывает, как это работало: в одной лошади содержится намного больше 200 000 ккал, но в мясе мало жира. Поэтому неандертальцы умело снимали шкуру и расчленяли тушу, отрезая плоть от мясистых верхних частей бедер и холки, а не уносили ее целиком. Особое внимание они уделяли извлечению костного мозга из нижних частей конечностей, а также языку и внутренним органам. Но эта практика зависела от вида животного: тушки мелких зверей подвергались более интенсивной обработке. Это перекликается с тем, что мы видим на многих других стоянках, особенно тех, что являются частью цепочки обработки добытого мяса. Например, в пещере Фумане, куда в основном приносили богатые костным мозгом куски туш животных, убитых в других местах, почти каждая трубчатая кость методично превращалась в мелкую крошку.

А всякая мелочь?

Согласно расхожему мнению, основным блюдом неандертальской кухни считается крупный зверь, однако покрытых мехом или перьями тварей меньших размеров[110] ели гораздо чаще, чем кажется. В течение многих десятилетий считалось, что Homo sapiens были более эффективными и изобретательными охотниками, а неандертальцы просто не справлялись с мелкой дичью, ведь такая охота требовала применения различных стратегий и особого снаряжения, такого как ловушки или сети. Эту мысль развили до теорий вымирания: если неандертальцы занимались исключительно добычей крупных животных, то возможности разнообразить белковый рацион в данном ландшафте у них не было, и переключаться на мелкие виды во времена дефицита крупного зверя они не могли. Но действительно ли неандертальцев «убили кролики» или, скорее, их отсутствие, как утверждалось в некоторых газетных заголовках?

Если присмотреться внимательнее к данным археологии, можно увидеть совсем другую картину. Примерно в то же время, когда в Шёнингене гибли лошади, ранние неандертальцы в Терра-Амата на юге Франции поедали кроликов. Сейчас это лишь один из почти 50 памятников Европы и Западной Азии, где выявлено использование в пищу мелких животных. Почти в половине из них присутствуют кролики или зайцы, хотя их якобы трудно поймать, и почти на таком же количестве памятников есть птицы. Интересный случай представляет собой Ле-Каналетт — скальный навес, расположенный высоко на плато Кос-дю-Ларзак на юго-востоке Франции. В слое 4, накопившемся примерно 70 000–80 000 лет назад, несмотря на наличие очень малого числа остатков, ученые обнаружили, что почти 70 % всех идентифицированных костей принадлежат разделанным кроликам. Это выяснилось благодаря характерной схеме разделки: сделав несколько надрезов, неандертальцы снимали шкурку, а затем — скорее всего, после приготовления мяса, — просто разрывали тушку на части. Уникальные прямые доказательства найдены чуть восточнее, под скальным навесом Абри-дю-Мара в ущелье Ардеш. На минеральных пленках природного происхождения, покрывающих каменные орудия, сохранились волокна кроличьего или заячьего меха, а также несколько разрубленных костей.